Я человек эпохи Миннезанга (Големба) - страница 24

с ветром беседует строго и смело, –
вот уже грузная белая тьма
на замерзающих стеклах осела.
С нею беседовать нам нелегко,
странно глядит она в очи гулякам, –
зодиакальным таинственным знаком
звезд проливается молоко.
Нет холодней этой россыпи звезд,
нет холодней этой мелочи звездной, –
вот он, хрустальный сверкающий мост, сооруженный над бездною грозной!
Грузная, вязкая, милая тьма
на замерзающих окнах мерцает, –
стужа приходит в людские дома,
бедное сердце покоя не знает.

«Мне кажется, что теплой лапой…»

Мне кажется, что теплой лапой
нас обнимает синева, –
она по-своему права,
как прав берущий жизнь с нахрапа!

«Люди видят синеву…»

Люди видят синеву,
наяву,
как я эту синеву
назову?
Разрешите это сами,
опишите цель,
назовите небесами
химмель, эивэн, сьель!

«Это – Печаль и Нега…»

Это – Печаль и Нега,
это судьба жива:
это – Поэма Снега,
искренние слова, –
может быть, чуточку выспренние,
искренние слова!
Встань и к стеклу прильни:
видишь – огни, огни,
знаки тепла и ночлега,
скромные торжества…
Это Поэма Снега,
пристальные слова, –
может быть, чуть неистовые,
пристальные слова!
Знаешь любовь и зрелость,
старости серебро, –
всё, что душе приелось,
знаешь позор и добро, –
всё, как водилось исстари,
всё, как невинность искренне,
всё, как толчок разбега,
прочее – трын-трава!
Это Поэма Снега,
истинные слова!

«Гроза. Удушье. Дымоход…»

Гроза. Удушье. Дымоход.
Какой-то вечности начало.
И шеститрубный пароход
у сумасшедшего причала.
Как невозможность и исход.
Гроза. И омут. Рокот вод.
Офелия не отвечала,
когда Природа жезл вручала
Поэме Счастья и Невзгод.

«Кто хочет жить в очарованьи лета…»

Кто хочет жить в очарованьи лета,
среди сплошной житейской кутерьмы,
когда душа поэзией согрета
вдали от подло-суетной зимы?
Кто хочет видеть, как в ее чертогах,
припудрив солью золотой висок,
живет рассвет? Он зелен и высок,
и в рог трубит он на земных дорогах.
Зима, зима выходит из ворот,
в святых дугах скрипят ее полозья,
и я бы мог сказать об этом в прозе,
а не топорщить рифмы голосок.
А я бы мог, по клавишам стуча,
пружиной тормоша каретки скрежет,
вздыхать, что мир мою тропу разрежет,
не подарив за то ни калача!
Тревожная мятежная судьба
горит в глазах ухода и разрыва:
она как грива, как простое диво
и как непротолченая труба!
Едва ль к стихам моим потребна глосса,
телега жизни мне явилась вдруг:
в каких песках скрипят ее колеса,
как голос замыкает счастья круг!
А ведь поэт глядит на вещи косо,
особенно когда мозгами туг!
Вновь лето перед ним. Зеленый луг.
Вновь прима-балерининый вертлуг
вздымается подобием откоса…
Иль всё это лирический недуг?

«Зачем мы на свете живем?..»