Виконт невольно улыбнулся.
– Давай, давай, – подбодрил солдата Трюшон, – про разговор расскажи.
– А! – Гальенн снова заскреб пятерней в затылке. – Так это, стою, труповозчики уехали, нет никого. Птички, дуры, щебечут на деревьях, и не спится им… Вдруг слышу, ругается кто-то неподалеку, да так грозно! Орут друг на друга. Я и подумал, что эти в овражке. Все не слыхал, конечно. Да и не помню многого.
– О чем они говорили?
– Один – мне кажется, капитан де Эмон то был – все повторял, что «поверить в это не может». И что он такого не ждал. И что теперь как поступать, не знает. А второй его будто стыдил и уговаривал, только что уговаривал, я так и не понял. Еще сказал: «Ссориться с тобою не хочу, а получается, и не впервой». И еще, как образованные, говорят: «Все дело в том, что ты не хочешь принять эту любовь такой, как она есть», – вот как выразился, – Гальенн явно гордился, что запомнил столь сложную фразу. – И потом еще: «Мы должны это сделать, если хотим выжить. Пойдем со мной». Но капитан де Эмон сказал, что никогда, зло так сказал и громко, и потом я смотрю – он из овражка выбирается. Мимо меня пробежал, пароль буркнул, не посмотрел. Ну и ладно, не мое это дело.
– А второй когда мимо тебя прошел, ты его не узнал?
– А он мимо не проходил.
Виконт удивился:
– Это как же?
– Так и было. Наверное, с той стороны овражка выбрался и в деревню с другой стороны зашел – очень просто.
– Больше ничего из их разговора не помнишь?
– Далеко они стояли, – развел руками Гальенн. – И я не то чтоб особо слушал. Про баб, говорю же, думал.
– Перед трибуналом повторишь, если как свидетеля вызову?
– Отчего бы и нет, повторю.
– Лейтенанта де Бриссона из двадцать седьмого линейного знаешь? Его Задирой Пьером зовут.
– Нет, сударь. Не знаю.
– Хорошо, – сказал виконт. – Свободен. Иди.
Гальенн козырнул, развернулся браво, через левое плечо, и пошагал прочь.
– О какой любви говорил этот второй офицер? – вопросил Трюшон, глядя солдату вслед.
– Об Инесс де Кормье, о какой же еще, – виконт потер лоб, чувствуя отчего-то усталость, – странно, головоломка почти сложилась, а чувство тяжелое. – Видимо, уже тогда де Эмон собирался идти к полковнику и требовать чего-то касательно Инесс, а де Бриссону это не нравилось категорически. К тому слова про ссору, вполне возможно, что Задира Пьер уговаривал капитана не торопиться и… как там? – принять любовь такой, какая она есть. То бишь не добиваться жены своего подчиненного и их общего друга. Капитан же, рассчитывавший на поддержку приятеля, обозлился. Ночью Задира пришел мириться, де Эмон уже остыл и встретил его приветливо, но своих планов утром пойти к полковнику не изменил, и они повздорили окончательно. Де Бриссон был пьян и пристрелил друга, а после, испугавшись, обставил все как самоубийство. Он не знал, что Кристель его видела.