Когда Владимир в очередной раз уезжал в Москву, Абдулов вручил ему ключ от своей квартиры и благословил: давай, мол, дерзай. Но предупредил: послезавтра последним рейсом прилечу, будь добр, чтобы мне не к закрытой двери вернуться. «Я, усталый, умотанный после дикой съемки, прилетаю в Москву, – рассказывал Всеволод. – Закрыто. Мне так стало обидно, хоть плачь. Хорошо, что была пожарная лестница, и я, рискуя жизнью, выбивал… с этой лестницы форточку, выдавливал верхнее окошко, прыгал вперед, делал кульбит, проклиная на чем свет стоит Володю… Но главное – обида, как другу, я ему сказал, что послезавтра буду, жди. А его нет. Кончен мир. Мне 25 лет, я еще весь такой… принципиальный. Выпить дома нечего, принял снотворное. Ложусь, засыпаю. Слышу какие-то голоса через сон: «Ой, Севка, извини. У нас гости. Знакомься, это – Марина. Я бормочу: «Сейчас». Выхожу в соседнюю комнату, а там – она… Еще пришли Вася Аксенов, Толя Гладилин, Андрей Михалков, Ира Купченко… У меня от снотворного было обостренное восприятие. Володя взял гитару. Я смотрел на эту компанию и понимал, что люблю этих людей. Люблю Васю за то, как он слушал Володю. Люблю Марину. И в этом составе мы просидели до утра. Сон я быстро вымыл алкоголем. Деталей беседы не помню. В основном, конечно, я наблюдал за Мариной и Володей. И видел двух абсолютно счастливых людей, и очень радовался их счастью.
Потом мы наконец проводили всех гостей, и я пошел досыпать в мамину комнату. А утром меня разбудил телефонным звонком Аксенов, который, оказывается, уходя, надел мой финский плащ цвета маренго…»
Влюбленная пара потом нередко находила пристанище в абдуловской квартире, уединяясь в Севиной комнате. Она была очень маленькой и уютной, вся заставленная мебелью красного дерева. В эти вечера Всеволод уходил ночевать к кому-то из друзей. А по утрам его мама, стараясь не разбудить «квартирантов», ставила у двери их светелки приготовленный завтрак и тихонько стучала. Марина называла ее Елочкой, а Владимир – мамочкой. В своей книге «Владимир, или Прерванный полет» Влади нашла для нее несколько теплых слов: «Красивая пожилая дама, говорящая на французском языке прошлых времен…»
В 1970-м, когда Марина Влади и Высоцкий решили узаконить свои отношения, свидетелем со стороны невесты выступил московский корреспондент парижской газеты «Юманите» Макс Леон, а от жениха, естественно, Всеволод Абдулов. Тогда, 13 декабря, он был свидетелем, а затем, вплоть до самого последнего, смертного часа Высоцкого, ангелом-хранителем этой удивительной супружеской пары. Слухи и сплетни, постоянно сопровождавшие Высоцкого, разумеется, так или иначе доносились и до Марины Влади. Она же доверяла только информации от Севы. Когда в критических ситуациях ей в Париж звонил Абдулов, она бросала все и летела на помощь. Именно ему выпала тяжкая участь ранним утром 25 июля 1980 года сообщить Марине Влади, что она уже вдова…