«…Радуюсь тому, что вскоре увижу тебя и запечатлею поцелуй на твоем милом личике. Ах, эти слова получили бы менее платонический смысл, если бы я еще был человеком. Но, к сожалению, я уже лишь дух; тебе, может быть, это приятно, меня же отнюдь не устраивает… Чувствую себя по-прежнему плохо: ничего, кроме неприятностей, припадков бешеной боли и ярости, вызванных моим безнадежным состоянием. Мертвец, жаждущий самых пылких наслаждений жизнью! Это ужасно! Прости!..»
«…Я был бы так рад видеть тебя, последний цветок моей печальной осени! Безмерно любимое существо!
Остаюсь вечно преданный тебе с глупою нежностью, Г. Г.»
«Дорогая Mouche! Я простонал всю очень дурную ночь и почти теряю мужество. Надеюсь, что завтра услышу над собой твое жужжанье. При этом я сентиментален, как влюбленный мопс…»
Матильда, этот «домашний Везувий» и официальная жена Гейне, любимый ею попугай Кокото и последняя возлюбленная, «Муха» — вот основной круг общения великого поэта. «Не будь у меня жены и попугая, — острил Гейне, — я — Господи, прости мне этот грех! — покончил бы с собою, как римлянин!»
Однажды больного Гейне навестил его старый знакомый Карл Маркс. В этот момент поэта переносили на простыне на кровать, и он заметил слабым голосом: «Видите, дорогой Маркс, дамы все еще носят меня на руках».
Юмор не покидал Гейне даже в тяжелые минуты. Однако паралич производил свое разрушительное дело — рвоты, обмороки, судороги… Последними словами поэта было: «писать… бумагу, карандаш…»
Генрих Гейне испил до дна предназначенную ему судьбой горькую чашу. Остается только утешаться его лирикой, иронией и юмором.
Несколько эпизодов из жизни Гейне.
Однажды у поэта, возвращавшегося из-за границы в Германию, таможенники спросили, не везет ли он запрещенных книг.
— О, очень много! — ответил Гейне.
— Где? — спросили бдительные чиновники.
— Тут, — ответил поэт, указывая на голову.
Гейне был весьма невысокого мнения о всех государственных служащих и говорил: «Существует лишь одна мудрость, и она имеет определенные границы, но глупостей существуют тысячи, и они беспредельны».
И еще одно «однажды». Как-то вечером Гейне и Бальзак прогуливались в Париже по Елисейским Полям. Мимо них прошла очаровательная дама.
— Посмотрите на эту женщину! — воскликнул Бальзак. — Как она держится, какое достоинство во всем теле! Этому нельзя научиться, это врожденное! Держу пари, дорогой друг, что она княгиня!
— Княгиня? — усмехнулся Гейне. — Готов поспорить, что это кокотка!
Они поспорили. Навели справки через знакомых, и выяснилось, что оба правы. Дама была действительно княгиня, но и кокотка тоже. Как говорится, едина в двух лицах.