– Ну, вот, толпа в сборе. Давайте сделаем так. Пойдем к нам, и Ваня сам все объяснит.
– У вас нет, случаем, бинокля? – спросила Ланцева.
Ваня принес отцовский бинокль, большой, тяжелый, мощный. Лица пацанов приблизились на расстояние вытянутой руки. Шрамы на головах, перебитые носы, выбитые зубы, татуировки. У каждого модная прическа – коротко стриженный газон. Обычный для группировщиков прикид – черные куртки, на ногах «гробы» – черные ботинки с квадратными носами.
Ланцева разглядывала грифов, а Ваня – ее. Он видел эту женщину на экране телевизора. Гораздо симпатичнее телеведущих местной программы, хотя те моложе. Каштановые волосы до плеч, умные серые глаза, никакой краски. Ваня уважал женщин, не пользующихся косметикой, считал их честнее.
– В первых рядах – бригадиры, – словно экскурсовод, пояснял он. – За ними – молодые. Дальше – сопли, их еще мясом называют. В смысле, пушечное мясо: сами лезут в драки, хотят отличиться.
Пацаны лузгали семечки, сплевывая себе под ноги. Бригадиры и молодые пили пиво. Не допив до дна, передавали бутылки соплям. Те прикладывались, гордые, что им оказана такая честь. Стоявший на земле посредине толпы магнитофон гнал репертуар ансамбля «Руки вверх». Чуть в стороне, ближе к подъезду, дымила сигаретами стайка раскрашенных девчонок.
– Братанки, – обронил Ваня.
– Девочки тоже себя грифами называют? – спросила Анна.
Ваня молча кивнул.
– А где Гришка Федоров, что-то о нем не слышно? – спросил Станислав Викторович, имея в виду первого предводителя грифов.
– Гриф пропал, папа.
Гриша Федоров исчез, а его место занял Сережка Радаев. Но тогда группировщики еще не делили асфальт и уличные бои не были еще такими жестокими. А они, Томилины, жили в спокойном районе города.
– Господи, почему мы не евреи? Уехала бы, не задумываясь, – подала голос из кухни Евдокия Тимофеевна Томилина.
– Дуняша, до чего ж непатриотично высказываешься! – упрекнул жену Станислав Викторович. – Кому мы там нужны?
– А мы и здесь никому не нужны, – отозвалась Евдокия Тимофеевна.
Анна продолжала разговор с Ваней:
– Ваня, откуда это безрассудство? Пацаны идут на бой со штырями, ножами, кастетами. Даже с самопалами и обрезами. Неужели не страшно?
– Никто не говорит «на бой». Говорят: «на баклан», – поправил Ваня, не дав конкретного ответа.
– Что привлекает ребят в толпе?
– Считается, что там настоящая дружба. Не то что в школе.
– Пацаны верят в любовь?
– В любовь? – Ваня усмехнулся. – А как же, любовь у пацанов практически ежедневно. С этим проблем нет.
– Родители догадываются? Или ничего не знают про толпы?