— Ваша матушка права, — мягко сказал он. — Миссис Дьюитт пожилая дама, а старики легко пугаются, когда что-то нарушает привычный порядок вещей. Она испугалась, увидев раны и повреждения вашей матушки, потому что это напоминает о ее собственной немощи.
— И потом, она боится расходов, — горько пожаловалась миссис Давдейл, натягивая простынь до самого подбородка. — Она опасается, что я опустошу ее кошелек. Господи! Если бы я и моя дочь не были столь бедны...
— Мама! — пробормотала Евгения, приходя в ужас от того, что теперь, когда затронута ее любимая тема, мать невозможно будет остановить.
— Бог знает, отчего она так трясется над каждым пенни! — простонала женщина. — У нее же в банке полно денег! И к тому же сотни фунтов припрятаны в старых чулках, в наволочках и в изношенных домашних туфлях! И это притом, что мы с моей бедной девочкой живем впроголодь, на одном хлебе да воде, даже сахара вдоволь не видим!
— Мама!— простонала Евгения, закрыв лицо руками.
Губы маркиза дрогнули в улыбке. Он откашлялся.
— Миссис Давдейл, — произнес он, — я хочу предложить вам кое-что. Я хотел бы предложить Бакбери-Эбби в ваше распоряжение — ваше и вашей дочери. Это идеальное место для вашего выздоровления. За Вами будет наблюдать мой личный врач. Меня там не будет — по крайней мере некоторое время, — но мои слуги позаботятся о вас. Вы ни в чем не будете нуждаться — включая хлеб с подливой, если таковым будет ваше желание.
Глаза миссис Давдейл загорелись радостной надеждой.
— Бакбери-Эбби? О, я ни о чем лучшем и мечтать не могла! Вы очень добры, милорд! Правда, Евгения?
Евгения смогла только слабо кивнуть, настолько сильная буря эмоций охватила ее.
Кто знает, сколько потребуется времени, чтобы мать выздоровела. Недели? Месяцы? Скорее месяцы! Долгие месяцы она, Евгения, не сможет даже одним глазком увидеть Грэгора.
Что же, это станет ей наказанием. Именно из-за ее страсти к Грэгору она приняла приглашение на бал, что и привело к такому чудовищному несчастному случаю. Но как же больно ей было осознавать, что отныне она будет находиться так далеко от предмета своих мечтаний! И тем не менее! Она будет не где-нибудь, а в Бакбери-Эбби.
Но в следующее мгновение Евгения сообразила, что это дом маркиза — человека, чьего внимания она так старалась избежать. Она даже представить боялась, какие далеко идущие выводы уже успела сделать мать из его предложения.
Но где-то глубоко, под всеми противоречивыми и смущающими ее мыслями, шевельнулось легкое возбуждение. Оно имело отношение не к Бакбери-Эбби, а к маленькому домику, затерявшемуся на обширных землях поместья, — к тому месту, которое она любила, когда была ребенком, и о котором даже сейчас думала как о своем настоящем доме. «Парагон» — рай, в котором она жила восемь лет назад и которого ее так жестоко лишили.