«С экологией было лучше, хотя климат ругали всегда. Совестью кривили, но боялись. Все торопились, но жили медленно…» — ответила себе Вера, открывая собственное парадное ключом, — Да и вообще — все было совершенно иначе!» — Она вприпрыжку поднялась по деревянной лестнице на второй этаж, где на улицу выходила большая гостиная, а во дворик — некая комната, условно называемая «кабинетом», которую ей предстояло оформить к возвращению хозяев.
Изабель — приятельница Веры еще по Парижской жизни, вышла замуж за чиновника Евросовета, они спешно приобрели этот дом в Брюсселе и умчались провести свадебный отпуск в экзотические края.
Вера же, всегда поражавшая Изабель своими художественными хитростями, была приглашена на должность дизайнера и в качестве подруги, получившей возможность отдохнуть и подработать.
Огромное окно «кабинета» с витражом в верхней овальной части рамы выходило во внутренний дворик, где поднимал великолепные свечи цветущий каштан. А в свечах — непривычно крупных и розовых, с раннего утра гудел и хлопотал пчелиный рой.
— Привет, ребята! — сказала Вера пчелам по-русски. — Пора по домам. Солнце садиться, заблудитесь, трудяги. — Вдохнув сладкий аромат, она облокотилась на подоконник, оглядывая соседские дома и садики. Уютно, тихо, чистенько, как в деревне, а ведь совсем рядом центр. И совершенно не хочется думать, что в Москве ничего подобного ее не ждет. Прожив с супругом в Париже два года, Вера вернулась на родину одинокой. То есть, за это время она поняла, что более чужого человека, чем этот дипломатический чиновник, трудно было найти. Мелочный, с упоением пересчитывающий драгоценную валюту, он был способен затеять склоку по любому пустяку. Имел хронически уставшее выражение лица и совершенно не умел радоваться. В Москве она поселилась в квартире, опустевшей после смерти родителей. А вскоре с треском развелся многодетный брат, оставил бывшей семье жилплощадь и подселился к Вере. Совсем скоро Петр привел в дом другую сильно беременную женщину. Вера обещала к сентябрю — к рождению ребенка — квартиру освободить. Ведь не затевать же жилищные свары, тем более, что Петр и не сомневался, что уйдет сестра жить ни куда-нибудь, а в хоромы «к своему Феликсу». Ох, ну разве ему объяснишь…
Ну, зачем об этом вспоминать сейчас — в розовый майский вечер, когда впереди еще столько дней на раздумья и столько интересной работы, способной плотно загрузить мозги! И еще нечто, будоражащее как ожидание подарка…
Вера прошлась по комнате, еще хранившей запах недавнего ремонта. В углу громоздились старые вещи — ветхая рухлядь — она же — ценный антиквариат. Как посмотреть и как приласкать. Фортепиано, накрытое плюшевой скатертью с кистями, капризно изогнутая козетка в обрывках сине-золотого штофа, кресла и шкафчики ушедшей эпохи, ждущие возрождения. На голой побеленной стене остались следы Вериного рисунка, торопливо замазанного краской. У окна висело зеркало в потемневшей бронзовой раме и темными паутинками в глубине стекла. Зеркало — главный предмет обстановки в комнате молодой женщины. Только оно в праве наблюдать за ней и давать советы. У стены на газетах выстроились банки с красками и кистями, словно ожидающая команды бригада.