— Где бегаешь, Настасья? — Вырос в полутемном коридоре доктор Сушкевич. — Пациентка твоя капризы капризничает. Лечение отвергает — только знай — хинин глотает. И тебя зовет.
— Бредит, что ли?
— В сознании… Да только по всем признакам. не надолго. Для нее теперь время как в песочных часах бежит. Батюшка причащать и исповедовать приходил.
Действительно, Татьяна Васильевна не спала. Ее глаза с мучительным ожиданием смотрели на стеклянную, затянутую марлей дверь.
— Наконец-то! Придет? — Выдохнула она свистящим шепотом, увидев Настю.
— Нет его, на водах лечится. А вот это его компаньон просил передать. — Настя достала из-под фартука спрятанный пакет. — Посмотрите, это самое?
— Вроде то. — Больная показала глазами на лежащие поверх одеяла руки. Кожа на них, как и на лице, покрылась сплошными, сочащимися сукровицей водянками. — Разверни сама и дай мне посмотреть.
В пакете Настя обнаружила паспорт французской республики на имя Анастасии Васильевны Барковской, двадцати пяти лет, проживающей собственном доме в Париже. На страничках документа стояло множество печатей с непонятными, арабским и каким-то иным шрифтом.
— Все правильно. Так нет его в городе… Жаль… Тогда так решим. Сядь рядом и слушай. Ежели сознание у меня помутится, нашатырю дай, угол сделай, но не позволь мне умереть, пока я сама с жизнью не попрощаюсь… Выбирать мне теперь не дано — судьба послала тебя… Не думаю, чтобы в такую минуту она обманула меня. И так уж…
— Так значит мы тезки? Анастасия Васильевна — это вы?
— Тезки. Это знак свыше, убеждающий, что я могу довериться тебе… Я сразу поняла, ты не простолюдинка и не замужем. Дело не в знании французского и вдовьем кольце… У тебя порода особая. Ответь мне сейчас, как на духу, на вопросы… Только не пытайся лгать, нельзя сейчас… — Голос больной поблек, голова скатилась набок и Настя, смочив нашатырем вату, дала ей вдохнуть. Через пару минут женщина снова смогла говорить.
— Зачем ты здесь за вонючими больными ходишь? Из жалости или обет дала? Может, жизнь свою молодую ни в грош не ставишь?
— Уж не знаю, как объяснить. Рассказывать все долго, не до того теперь. Так уж жизнь сложилась — невезучая я, да и никчемная. Мать захворала. за ней ходила, да так и осталась. — Взяв поильник больной, Настя сделала несколько глотков.
— Безумная… — простонала больная. — Господи, почему ты послал мне как последнее утешение человека. лишенного разума?..
— Да нет же, нет! Со мной ничего не сделается. Я уже так поступала и с тифозными, и с малярийными, и с дифтеритными. — Успокоила ее Настя. Но женщина лишь поморщилась.