И Кузьмин с такой силой грохнул кулаком по дощатому столу, что сморщился от боли и чертыхнулся. Но это был лишь краткий миг, он тут же забыл о боли в руке и уставился на нее с такой лютой, незаживающей ненавистью, что у нее в коленях закололо от страха.
«А он ведь может меня убить сейчас», – пронеслось стрелой у нее в голове. Просто взять нож, которым она только что резала хлеб и яичницу, и воткнуть его ей в сердце. Потом оттащить ее тело в огород, за баню, и бросить там на съедение одичавшим голодным псам. И они примутся отрывать от нее куски еще не остывшей плоти, рычать, толкаться лохматыми впалыми боками и станут жрать ее, жрать с аппетитом и наслаждением.
Дина еле успела выскочить во двор, ее вырвало прямо возле крыльца, где Кузьмин недавно обливал ее ледяной водой из ведра. В желудке болело и покалывало, ноги тряслись и не слушались, перед глазами все плыло и покачивалось, когда она вернулась в кухню. Кузьмин глядел в пол. Она снова села к столу.
– Я хочу узнать это сейчас, – повторил он глухо и скользнул по Дине одним из своих непроницаемых, мятущихся взглядов, которыми он ее полосовал без конца. – Именно сейчас, отвечай!
Он решил от нее не отставать. Ему плевать на ее недуг и слабость. Ему нужен ее ответ – для принятия какого-то решения, вдруг отчетливо поняла Дина. Он борется с какими-то сомнениями на ее счет, и ему требуется срочно от них избавиться.
– Я услышала, как кто-то из твоих друзей сказал: «Кузьма, ты что, сдурел?» – решила она говорить правду и только правду. – Я ничего не понимала тогда, так мне было страшно и больно.
– Тебя никто не трогал! – запальчиво отреагировал Данила. – Ты сидела в снегу, как клуша! И когда приехали опера, ты ткнула пальцем в меня!
– Потому что они сказали так…
– Они сказали так! – передразнил он ее со злой гримасой. – Ты ничего не видела, а ткнула в меня пальцем. Почему, дрянь?! Почему?!
Дина испуганно подняла на него глаза. Кузьмин был в бешенстве. Лицо бледное, губы посерели, в глазах колыхалась расплавленная лава его ненависти к ней.
– Я… – каждое слово давалось ей с трудом, его невозможно было протащить сквозь опухшее от рвоты горло. – Я не знаю… Это не было чем-то особенным… Неприязни конкретно к тебе не было, Данила.
– А что было? Ненависть? Месть? За что ты так со мной?
На какой-то миг он прикрыл полыхающие глаза веками, и ей стало немного легче дышать.
– Да нет же, нет. Не было ненависти, мести! Этого ничего не было. Я просто… Просто слышала, как кто-то это выкрикнул, вот и решила, что последний удар по его голове нанес ты. Кто-то же такое крикнул! И следователь говорил…