– Кто сказал, что ты не сможешь? – Кузьмин вытянул руку, схватил ее за запястье и потянул на себя. – Никто этого утверждать не может. На снимках отчетливо видно, как ты трогаешь покойника. Самообладанию твоему, хочу отметить, позавидовать можно!
– Но там нет фотографий, где бы я их убивала! – возразила она со слезой в голосе и пошла, увлекаемая его требовательной рукой, за ним следом, обратно – сквозь вишневую поросль, чертополох, через повалившийся штакетник. – Там нет ни единой фотографии, где бы я была с пистолетом, Кузьмин! Тебе ничего не удастся доказать!
– Это опять же только ты так думаешь, – отозвался он лениво. – А на самом деле вдруг может найтись пистолет с твоими пальчиками. И лежит он, например, в той самой коробке, которую ты спрятала в камере хранения на вокзале.
– Там не было пистолета! – заорала ему в спину Дина и, не выдержав, ударила его трижды кулаком между лопаток. – Там не было пистолета! Не было!!!
Он не сразу обернулся. Замер вначале, будто оказался перед непреодолимой преградой или противотанковым рвом, не зная, куда дальше идти и что делать. И затем начал медленно поворачиваться. Медлительность его была нарочитой, наигранной, это Дина сразу поняла. Он хотел подобной заторможенностью нагнать еще больший страх на нее. Заставить ее бояться его еще сильнее.
А ей вдруг сделалось все равно. Ну, ударит он ее, и что? Пусть дальше он ее повалит на землю, начнет пинать ногами, пусть разобьет ей лицо. И угрозами пусть сыплет, сколько ему вздумается. Ей все равно! Убивать по его приказу она не станет, ни за что! И фотографии те могут единственную вещь доказать – ее соучастие. Но никак не то, что она сама лично кого-то убила.
Плевать!!!
– Пистолета, говоришь, не было?
Он ее не тронул и даже глянул на Дину с затаенной, какой-то странной веселостью, будто очень уж удивлен был ее выпадом, будто он ему чрезвычайно потешным показался.
– А что там было, дылда? Что?! – Кузьмин снова схватил ее за плечо, привлекая к себе ближе. Шумно задышал Дине в лицо, почти касаясь губами ее щеки. – Ну? Что было в той коробке, которую ты везла на дачу к этим маразматикам? Что ты спрятала в камере хранения, а?!
– Тебе-то что за дело?
Дина удивленно покосилась на него, насколько это вообще было возможно сделать в той позиции, в которой она по отношению к нему оказалась. Увидела лишь мочку его уха, самый край мохнатых ресниц, висок с едва заметно вздувшейся веной и белобрысый ежик его волос. Почему-то увиденным она осталась крайне недовольна. Все было… каким-то вылощенным, даже, можно сказать, чрезвычайно ухоженным, совсем не несшим в себе отпечатка сложных тюремных будней. И пахло от этого мерзавца хорошо, свежо. И дыхание его тоже было свежим и чистым. Она невольно скользнула языком по своим зубам, «забывшим» на время, что такое зубная щетка. Надо было, наверное, послушаться его совета и привести себя в относительный порядок. Хотя бы для себя, не для него же, господи, помилуй!