— Шомрин возбуждал ходатайство письменно?
— Конечно. Я могу разыскать вам всю переписку.
Я поблагодарил Семена Ивановича, но уйти от него так быстро не мог. У меня возникло много вопросов. Я не знал, например, является ли жертвоприношение характерным обрядом для пятидесятников.
Семен Иванович прошел к шкафу, взял папку с бумагами и, раскрыв ее, прочитал некоторые выдержки из документов.
— «Во время проведения моления пятидесятников в доме Клавдии Макаренко по указанию «пророчицы», якобы полученному свыше, участники моления обнажились донага, схватили восьмилетнего сына Макаренко и начали его душить, так как якобы бог велел им принести его в жертву». Семен Иванович взглянул на меня. — Это на Украине. А вот еще: «В деревне Шатрово Минской области сектантка-пятидесятница Бабченок на почве религиозного фанатизма дошла до невменяемого состояния и отрубила топором голову своей дочери Ларисе, 13 лет, а себе кисть правой руки...»
— И таких фактов много? — спросил я.
— Сколько угодно. Случай в Белогорске — не исключение.
— Откуда же появилась секта?
Семен Иванович охотно рассказал мне ее историю.
Я узнал, что в Россию пятидесятничество проникло двумя путями: в 1913 году — через бывших проповедников Иванова и Смородинова (откуда течение «смородинцев») и в 1922 году — из США через приехавшего в Одессу Воропаева (откуда течение «воропаевцев»). Обрядность у «воропаевцев» особенно изуверская: здесь бытуют пророчества, исцеления, разговор на «иных языках»... Пятидесятники верят, что «святой дух» может сойти на верующего человека, как он сошел на апостолов на пятидесятый день после воскресения Христа. Только надо молиться ревностно, отказаться от всех радостей жизни. Вот и молятся они до экстаза, их начинает трясти, они кричат нечленораздельно. Иногда такое моление заканчивается обмороком. Пятидесятников еще называют трясунами...
Семен Иванович рассказал мне и о второй сектантской общине в Белогорске — баптистах. Но это была зарегистрированная община, и действовала она официально. Пресвитером ее был некто Шелкоперов, но он не интересовал меня.
Другое дело — Шомрин. Этот «братец» не таил того, что пользовался благосклонностью немцев. Нужно было начинать проверку деятельности Шомрина во время войны, но случившееся в Березовой балке отвлекало меня.
Сима Воронова все еще находилась в больнице. В который уж раз я звоню главврачу Нине Ивановне и справляюсь о состоянии здоровья потерпевшей. Каждый раз Нина Ивановна мне отвечает:
— Опасность для жизни миновала, но психика не пришла в норму. Сима плачет, бредит... Но мы сделаем все, чтобы девушку как можно быстрее поставить на ноги.