«Пусть каждый отвечает за себя»
Когда я слушал и записывал показания Веры Лозиной, то думал, что и другие свидетели будут так же искренни, как и она, и расскажут все, что им известно по делу. Но я ошибся. И почувствовал это на допросе второго свидетеля — матери Симы.
— Расскажите, Прасковья Семеновна, что вы знаете о случае в Березовой балке? — спросил я ее. Воронова взглянула на меня с откровенной неприязнью и будто окаменела.
— Вы слышали вопрос? — спросил я.
— Слышала.
— Отвечайте, пожалуйста.
— Пусть каждый отвечает за себя, — вдруг проговорила она и отвернула в сторону лицо, продолговатое, очень худое.
— Конечно, каждый за себя, — поддержал я ее, не догадываясь еще, что стоит за этими словами. — Расскажите то, что знаете. Сима Воронова ваша дочь?
— Моя.
— Как она оказалась на кресте?
— Это вы спросите у нее.
Вот так мать! Ее ответ удивил меня.
— Разве вы не были на молении в Березовой балке в тот день, когда вашу дочь хотели принести в жертву?
Воронова ответила без колебаний:
— Не была.
— А где вы были?
— Дома.
Я вспомнил показания Веры Лозиной.
— К вам заходила Вера Лозина, но ни вас, ни Симы она не застала.
— Я не знаю Веры Лозиной.
— Это подруга Симы, они вместе работали. Так где же вы были?
— На базаре.
— А Сима?
— Пусть каждый отвечает за себя.
Воронова второй раз отговаривалась этой фразой. Теперь я насторожился и подумал о том, что мне, пожалуй, постановкой общих вопросов не отделаться. Я спросил:
— Вы знаете Иосифа Шомрина?
— Как не знать? Его весь Белогорск знает.
— Кто он такой?
— Сборщик утильсырья.
— Вы знакомы с ним?
— Знакома. Тряпье сдавала ему.
— А дома у него были?
— Была. Тряпье помогала разбирать.
— Еще зачем ходили?
— Не помню.
Вот это допрос! Я вытираю лицо платком, наливаю из графина стакан воды и выпиваю с такой жадностью, будто не пил со вчерашнего дня.
— Вы верующая?
— Верующая.
— В церковь ходите?
— Нет, не хожу. В церкви — обман. Там открыто молятся и делают угодное властям, — выпалила Воронова. — А это нельзя называть истинной верой. Мы должны служить не власти, а богу. Вот апостолам тоже не разрешали собираться для молений, однако они тайно собирались. И мы должны тайно собираться, несмотря ни на какие запреты.
— О ком вы говорите? Кто должен тайно собираться? — перебил я ее.
— Мы, верующие. Христиане веры евангельской.
— Сектанты-пятидесятники?
— Мы так себя не называем.
— А кто называет?
— Другие.
Я решил подвести черту.