— Известно, вам непонятно будет, раз вы неверующий.
— А немцам понятно было, когда вы отвечали так?
Шомрин замялся.
— Что вы им сказали?
— Сказал, что хожу по селам проповедовать слово Христа.
— Вот это другое дело. Это понятно. Вы и там проповедником были?
— Приходилось. Просили люди...
— Скажите, где вас арестовали немцы в сорок втором?
— В Кабанихе же...
— Вас взяли из дому?
— Нет, я был у Котиной. Поэтому, наверное, и взяли. Она ведь на подозрении состояла.
— Откуда вы знаете?
— Откуда? — Шомрин задумался. — А повесили ее за что?
«Вывернулся, гадина», — подумал я. Допрос меня взволновал. Вопросы ставились остро. Я видел, как наращивались объективные данные для обличения Шомрина.
— Кто вас арестовывал?
— Офицер и двое солдат. Вытащили меня из-за парты. Я туда спрятался.
— Значит, они искали только вас?
— Выходит, так! — Шомрин даже повеселел. — Ежели, скажем, Котина нужна была, то они взяли бы и ее. А ее не тронули.
— Кто вас допрашивал?
— Офицер.
— Кто был при допросе? Переводчик был?
— Переводчица. Опосля пришла.
— Как офицер называл ее?
— Давно дело было...
— Вспомните?
— Кажись, фрау Думлер.
— А она как называла офицера?
— Шульцем называла... Без чина.
— Значит, фамилия офицера, который вас допрашивал, была Шульц, а переводчицы — Думлер?
— Так.
— Кем работала фрау Думлер в полиции?
— Машинисткой.
— Вы могли бы опознать фрау Думлер по карточке?
— Должен бы. Личность ее вроде бы запомнилась.
Леонов достал из стола протокол опознания с тремя наклеенными женскими фотокарточками и подал Шомрину.
— Посмотрите!
Шомрин прищурился. Мне показалось, что у меня остановилось сердце.
— Вот она... Фрау Думлер! — проговорил Шомрин и показал на карточку Яблочкиной. — Тогда моложе была...
— Придется опознание оформить, — сказал Леонов.
— Она, что же, разыскивается или как?..
Леонов сделал вид, что не обратил внимания на вопрос Шомрина, и быстро заполнил графы протокола, кратко записал показания Шомрина. Прочитав, Леонов попросил расписаться.
Шомрин поставил подпись. Заметно было, как неуверенно движется его рука. Видимо, он не мог сообразить, правильно поступил или нет, опознав немецкую машинистку, не кроется ли здесь подвоха.
— Пойдем теперь дальше, — сказал Леонов, когда Шомрин положил ручку. — Будем надеяться, что вы покажете правду и впредь. Я несколько облегчу ваше положение, Шомрин. Я зачитаю собственноручные показания одной свидетельницы...
Шомрин поднял голову, насторожился.
Леонов тем временем перелистывал дело. Это была напряженная минута. Я видел, как мой начальник вдруг побледнел.
— Вот, слушайте, Шомрин, что пишет партизанская разведчица Антонина Михайловна Яблочкина.