Но Любе никто не сказал таких слов, которых она ждала. Кузин открыто остался недоволен ее приездом. И вот — не позвал на совещание. Все ушли, даже старшие рабочие, а она осталась и ходит возле палаток, как сторож. Впрочем, не одна она. Поодаль от палаток горят костры, там рабочие пьют чай. Подсесть бы к ним. Не догадаются пригласить. Никому нет до нее дела. Плохо быть женщиной. Вот если бы она была парнем, то подошла бы к костру, присела на корточки с кружкой... Скорее бы получить спецовку, и тогда к черту эти юбки, чулки, кофточки. Она наденет шаровары, широкую блузу и обязательно отрежет косу. И будет как все. Не отличишь, парень ли, девушка. И удобнее будет работать. Ведь придется ездить верхом, на вьюке...
Размечталась! Кто тебя возьмет, такую нескладную. Вон Валентина Шелк — красавица. Глаза с блюдце, ресницы, как крылья. Цыганка! Кузин с ней без улыбки не разговаривает. Конечно, она там, на совещании. Начальник отряда!.. Нину Меденцеву Люба не видела. Шелк сказала, что это — любовь Лугового. Ну и пусть. Что ей? А интересно, какая она? Луговой — сильный, красивый. Такой не полюбит плохую. Наверное, и Меденцева такая же. И везет ей: уже работает. Совхоз выделил быстро и транспорт и рабочих. Меденцевой завидуют, о ней почему-то говорят с неприязнью, особенно Шелк. Называет ее эгоисткой и черствой.
Когда совсем стемнело, Люба присела возле палатки на ящик. Хотелось растянуться на раскладушке, закинуть руки за голову и глядеть, глядеть на звезды... Нет, спать нельзя. Ей нужно дождаться Лугового. Может быть, там, на совещании, решится и ее, Любина, судьба. Ей нужно узнать. Не может же она уснуть так, в неведении. Вдруг скажут: уезжать обратно! Ну, нет, она сейчас же пойдет к Кузину и скажет ему, что... Она найдет, что сказать.
Перед Любой, вдали, светится озеро. В нем так много звезд. Вместе с небом. Вон белое облачко, глубоко-глубоко. И гора запрокинулась вершиной вниз вместе с пирамидой. И возле пирамиды — Венера, любимая звезда Любы. Она такая светлая, заметная. Интересно бы на нее посмотреть в иллюминатор космического корабля.
Погасли костры возле палаток. Голоса утихли. Улеглись зоревать верблюды. Уже не тянет кизяковым дымком со стороны поселка. Степь дышит прохладными струями ночного воздуха и чистейшими запахами полыни.
Начальников отрядов все еще нет. Нет и Лугового. Уже подкашиваются ноги, клонится голова на грудь.
«Я только присяду на кровать», — думает Люба и направляется в палатку.
Опустившись на кровать, она касается щекой подушки. И забывает все...