В стародавние давно прошедшие времена было в обычае, что дозорный на башне градской церкви в Клагенфурте, трубя в могучий рог, возвещал ежечасно время на все страны света. Он трубил на запад, на юг, на восток и на север, и лишь только в полночь посылал призывные звуки рога только на юг. А все потому, что на юге пред городом находилось кладбище Святого Рупрехта, и люди верили: у мертвых в полночь такой чуткий сон, что их вовсе не трудно заставить пробудиться. Но на самом деле этого все же не хотели. Пусть мертвые мирно и безмятежно почивают, а живых оставят в покое.
Однажды, правда, заменял на башне дозорного один парень — настоящий пропойца и бездельник, который охотней смотрел в свой стакан, нежели трубил в рог… Так вот, однажды вечером он снова нетвердо держался на ногах; изрядно выпив уже в каморке при сторожевой башне, отчего жажда томила его еще больше, пропойца зашагал в ближайший трактир.
Ежедневно собиравшиеся там сображники встретили его громкими криками, и так как башенный дозорный явился позднее обычного, они начали его дразнить и подтрунивать над ним. Приятели называли его работу — высоко наверху — воздушной, настоящей синекурой, и спрашивали, не кружится ли у него голова, когда он трубит из отдушины в башне в рог. Один из сображников пошутил, что, должно быть, это так и есть. Иначе как же получается, что маленький его сын вынужден трубить в рог вместо отца? А издает тогда рог довольно жалкие звуки. Ведь у малыша слабое дыхание, и он не в силах извлечь громкие и настоящие…
— Да, — продолжал, лицемерно вздыхая, сображник, — меня только удивляет, что мертвецы из жалости к этой беде давным-давно не восстали из своих могил.
Эта шутка привела дозорного в такую ярость, что он, тут же протрезвев, снова стал держаться прямо как свеча!
— Ну дождетесь вы у меня! — закричал он. — Я уж вам мертвых разбужу!
И тотчас же, ринувшись из дверей трактира, он помчался к своей башне. Когда он запыхавшись поднялся наверх, как раз настала полночь. Схватив рог, он принял подобающую позу и затрубил сначала на запад, потом на север и на восток, да так громко, что легкие его чуть не лопнули.
— Вот так! — закричал он. — Сейчас увидите, негодяи, бездельники вы этакие!
И прежде чем его испуганная жена успела ему помешать, он снова поднес рог к губам и призывные звуки понеслись в сторону юга. Рог звучал так, словно в него трубил ангел: эти звуки срывали сонливцев с их постелей.
И тут началось самое ужасное действо, какое только может вообразить человек. Дозорный побледнел от страха и, весь дрожа, пал на камни. Могилы безмолвно разверзлись, и столь же безмолвно поднялись из своих могил мертвецы. Шествие, что при бледном свете месяца уже двигалось к башне, было просто кошмарным: костлявые руки, блеклые скелеты, черепа мертвецов, скалящие зубы, гремящие кости. И ничто не в силах было остановить это шествие. Все ближе подходили мертвецы к башне. Ворота распахнулись, и они, один за другим, зашагали по крутым ступенькам узкой винтовой лестницы.