Вот это в духе бабушки: должно делать то, что должно. Внезапно в голову Аликс пришла невероятная и пугающая мысль.
— Ба, хотя ты никогда не говорила, но ведь подразумевала, что моя мать умерла?
По вмиг осунувшемуся лицу бабушки Аликс узнала ответ раньше, чем тот прозвучал.
— Нет, Аликс. Она все еще жива. Именно поэтому я и обязана рассказать о ней.
Девочка молчала. Она даже не знала, что сказать. Привычная жизнь в один миг померкла и перестала иметь значение. Аликс показалось, будто ее швырнули с надежной палубы корабля в холодное бушующее море.
— Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. — Бабушка ласкала непослушные локоны внучки. — Но поверь, для тебя нет существенной разницы. Нина, твоя мать, она певица… очень известная певица. Всю жизнь провела в гастролях по свету. Думаю, она и сейчас не привязана к какому-то определенному месту. В любом случае такая жизнь не для тебя.
Аликс не проронила ни звука. Она думала о женщине, что значила в жизни девочки все… и одновременно ничего. Затем бабушка торопливо продолжила:
— Она была слишком молода, когда вышла замуж за твоего отца. И вскоре они расстались. Я никогда его не видела, а она мало что рассказывала о муже. Когда родилась ты, Нина уже начинала пожинать первые плоды успеха… по крайней мере, так она считала…
Миссис Фарлей замолчала, но девочка поторопила ее:
— Да? Продолжай, пожалуйста.
— Для тебя, моя милая, было лучше — твоя мама и я, мы обе это понимали — остаться со мной. Расти в спокойной, здоровой обстановке и не впутываться в дикую и беспутную богемную жизнь.
— Ты хочешь сказать, — прошептала Аликс, — я ей была не нужна?
— Внучка, дорогая, она хотела для тебя лучшей доли. Я пытаюсь разъяснить непростые обстоятельства, в которых она… мы с ней находились в то время.
— Да, да, конечно. — Аликс прижалась щекой к теплой бабушкиной ладони в поисках поддержки.
— Я всегда считала, что для счастливого детства, — серьезно продолжила та, — необходима стабильность — залог безопасности. Я согласилась взять тебя, моя девочка, к себе и воспитывать как собственное дитя. Подразумевалось, что я имею право решать, когда и при каких обстоятельствах рассказать тебе правду.
— Ба, — робко спросила Аликс, — ей было трудно… оставить меня?
Лицо старой женщины превратилось в каменную маску.
— Однажды ты поймешь, — сухо заметила она, — что иногда приходится сурово обходиться даже с теми, кого любишь больше жизни.
— А ты любила ее? — Вопрос сорвался с губ прежде, чем Аликс поняла его абсурдность.
— Да, я ее любила. Она была моей дочерью, знаешь ли, а не только твоей матерью.