Кульбин (Евреинов, Городецкий) - страница 2

Что еще прибавить?

Кульбин совсем особенный. В его картинах та же загадочная улыбка, что и в его глазах.

Мне-ли ее разгадать?

Ищите мага.

Сергей Городецкий

«Тот кому дано возмущать воду»

Во всяком акте художественного воздействия есть исцеление, и после Фехнера нельзя к понятии катарсиса не мыслить, помимо стороны психологической, и физиологическую. Озону жизни, которым дышат души в трагедии, параллелен, должно быть, своеобразный массаж нервов.

И обратно: во всяком выздоровлении есть ощущение, близкое к ощущению художественного воздействия, если, конечно, целящий ость то, что он должен быть, т. е. своего искусства художник.

Древняя эта связь с одной стороны дает чудеса врачевания, с другой стороны дает для замкнутых в себе и потому уже искалеченных своим делом художников бездонное, а вообще утонченное и острое художественное творение.

Пингвинов дразнит.

Толстокожих колет.

Утонченников волнует.

Перетончившихся огрубляет.

Не видящих в мире желтого кричит: смотри, вот желтое!

Не замечающим острых углов именно острым углом призывается в зрение.

Любящим анатомию показывает ложь анатомии в искусстве.

Зарисовавшихся — освобождает.

Заколеровавшихся — расколеровывает.

Против лака — имеет керосин.

Против «картины» — чистое полотно.

Против волосатых линий — место, где должна быть единственная и главная.

Вот каково это искусство.

Мир, который оно изображает, — это зыбкий, ело уловимый, меняющийся и подвижной мир. Это — поле битвы между Субъектом и Объектом.

Многоразличными, бесчисленноликими, неисчислимо-разной скорости и амплитуды, (вот уж давно неиссякающими) волнами мчится Объект, излучая щедро, куда попало, свои энергии.

Малость малая попадает в Субъекта.

С пятью-шестью своими — или только вдвое больше — чувствами противостоит он, немного времени тому назад ставший таким, каков есть теперь. Противостоит и уловляет, ежемгновенно колеблясь между высшей гордостью и последним унижением.

Птица поет! Я слышу!

А грохот солнца слышишь?

Мак зацвел! Я вижу!

А глаза у гадины болотной на Венере видишь?

Как гладок камешек! Я глажу!

Между гордостью и унижением колеблясь, с дикими волнами сражаясь, Субъект ощущения свои ощущает колеблющимися, незапечатлеваемыми. Безмерно-малый передо большим-безмерно, он ощущает их слабыми, но слабостью своею сильными.

Ибо если бы хоть одну волну Объекта принял в себя Субъект всю, до ее конца, — он истлел бы в мгновение, как бы коснувшись электрического провода высокого тока.

Только в слабости жизни его и сила.

В миллионных частях дозировал ему Объект.

Морской воды он не испьет, за воздух не взлетит, в огонь не внидет.