— Хорошее решение, государь. Я все исполню немедленно. — Он направился к двери, но остановился, как будто вспомнил что-то важное. — Можно задать тебе один вопрос, мой государь?
Филипп с подозрением посмотрел на него:
— О чем это?
— Кто будет командовать войском, которое ты отправляешь в Азию?
— Аттал и Парменион.
— Прекрасно. Парменион — великий воин, а Аттал…
Филипп недоверчиво уставился на него.
— Я хочу сказать, что удаление Аттала могло бы послужить…
— Еще одно слово, и я вырву тебе язык.
Однако Евмен продолжил:
— Пора вызвать твоего сына, государь. По многим здравым причинам.
— Молчи! — закричал Филипп.
— Во-первых, из политических соображений: как ты убедишь греков, что нужно жить в мире между собой, в общем союзе, если не можешь сохранить мир в собственной семье?
— Молчи! — проревел царь, стукнув большим кулаком по столу.
Евмен почувствовал, как сердце в груди замерло, и понял, что его смертный час уже пришел. Однако ситуация сложилась отчаянная, так что стоит умереть мужчиной, решил Евмен и потому продолжил:
— Во-вторых, из личных соображений: все испытывают такую же страшную тоску по этому юноше, как и ты, государь.
— Еще одно слово, и я заточу тебя в тюрьму.
— И Александр тоже страшно страдает от всего этого.
— Стража! — взревел Филипп. — Стража!
— Уверяю тебя. И царевна Клеопатра только и делает, что плачет.
Лязгая оружием, вошла стража.
— У меня есть письмо от Александра, который сообщает…
Стражники схватили его сзади за руки.
Александр Евмену: здравствуй!
Филипп сделал им знак подождать.
Я рад тому, что ты рассказываешь о моем отце: что он бодр, пребывает в добром здравии и готовит великий поход на варваров в Азию.
Царь сделал стражникам знак, чтобы ушли.
Но в то же время известие, полученное от тебя, глубоко меня печалит.
Евмен остановился и внимательно посмотрел на своего собеседника. Царь пребывал в смятении, его охватило волнение, а его единственный глаз усталого циклопа мерцал под наморщенным лбом, как уголек.
— Дальше, — сказал он.
Я всегда мечтал принять участие в этом грандиозном деле и сражаться рядом с ним, чтобы он увидел, как я всю мою жизнь старался сравняться с ним в доблести и величии.
К сожалению, обстоятельства вынудили меня совершить непоправимый поступок, и ярость вывела меня за границы, которые сын не должен переходить в отношениях к отцу никогда.
Но определенно в этом была воля какого-то бога, ибо, когда мужчина теряет контроль над собой, исполняется предначертанное.
Друзья мои пребывают в здравии, но, как и я, очень грустят от разлуки с родиной и любимыми людьми. К их числу, мой добрый Евмен, относишься и ты. Помогай царю,как только можешь, в чем мне, к несчастью, отказано. Оставайся в добром духе.