— Когда мне отправляться?
— Скоро.
— Как скоро?
— Послезавтра. Аристотель уже в Миезе. Приготовь пожитки, выбери прислугу кроме этой девочки и побудь немного с матерью.
Александр кивнул и ничего не сказал. Украдкой посмотрев на него, Филипп увидел, как сын закусил губу, чтобы не выдать своего смятения.
Царь подошел и положил руку ему на плечо:
— Это необходимо, мой мальчик, поверь мне. Я хочу, чтобы ты стал эллином, чтобы стал частью единственной в мире цивилизации, которая воспитывает людей, а не рабов, которая является вместилищем самых передовых знаний, говорит на языке, на котором сложены «Илиада» и «Одиссея», где боги изображены как люди, а люди — как боги… Это не отменяет твою собственную природу, потому что в глубине души ты все равно останешься македонянином: дети львов всегда остаются львами.
Александр все молчал, вертя в руках шкатулку со своей новой бритвой.
— Мы не много бываем вместе, сын, — снова заговорил Филипп и грубой рукой поворошил ему волосы. — Все нет времени. Видишь ли, я солдат и делаю для тебя все возможное: завоевал для тебя царство, в три раза большее, чем получил от твоего деда Аминты, и дал понять грекам, в частности афинянам, что Македония — большая сила, которую следует уважать. Но не возвышение должно формировать твой ум и не учителя, что учили тебя до сих пор во дворце. Они больше ничему не могут тебя научить.
— Я сделаю, как ты решил, — заверил отца Александр. — Поеду в Миезу.
— Я не прогоняю тебя, сын. Мы будем видеться. Я буду приезжать к тебе. И твоя мать, и сестра смогут часто навещать тебя. Я лишь хочу дать тебе место, где ты сможешь сосредоточиться на учебе. Естественно, с тобой поедут твой учитель военного дела, учитель верховой езды и егерь. Мне не нужен философ, мне нужен царь.
— Как пожелаешь, отец.
— И еще одно. Твой дядя Александр покидает нас.
— Зачем?
— До сих пор он был не столько монархом, сколько актером. На нем царские одежды, диадема, но у него нет царства — Эпир фактически в руках Аррибаса. Но твоему дяде уже двадцать лет: пора начинать работать. Я отберу власть у Аррибаса и посажу на эпирский трон Александра.
— Я рад за него, но мне не нравится, что он уезжает, — сказал царевич, привыкший воспринимать планы своего отца как свершившийся факт. Он знал, что Аррибаса поддерживают афиняне, и что их флот стоит у Керкиры с готовым к высадке войском. — Это правда, что афиняне у Керкиры готовятся высадить войско? Все кончится войной с ними.
— Я ничего не имею против афинян — напротив, я восхищаюсь ими. Но они должны понять, что, приблизившись к моим границам, засунут руку в пасть льва. Что касается твоего дяди, то и мне жаль расставаться с ним. Он хороший парень и прекрасный воин, и… С ним я лажу лучше, чем с твоей матерью.