— Вы слушали сюиту «Колодцы Нетании» Йоханана Гольдберга в исполнении оркестра радио Израиля. Во второй части нашей программы прозвучит классическая музыка в записях на грампластинках. Итак, слушайте Седьмую симфонию Бетховена…
Тищина. Какая-то особенная тишина.
Скрюченный Штокс распрямился первым.
— Безобразие! — прорычал он в примитивной радости среди жестокой ночной мглы. — Слышишь, Биренбойм, — это тебе Бетховен? Безобразие!
Гнев распространялся среди публики как лесной пожар.
— Бетховен?! — кричала жена учителя, — Ну и что еще, Биренбойм?
Салах и Этрога держались друг за дружку в заметном страхе.
— Мошенничество, — постановил Салах, — опять ваши ашкеназские штучки.
— Сейчас приедет полиция, — объяснила Этрога. — Салах, мы тут ничего не слышали.
— Бен-Гурион…
Однако жители микрорайона начали широко позевывать. Этот дегенерат Биренбойм выставил себя на посмешище перед нами на всю жизнь.
— Жена, — прошептал я, — моя ручка упала пятнадцать минут назад.
Жена лежала на диване и сосала кубики льда.
— Подними, — пробормотала она, — подними.
— Не могу. Сил нет.
У нас в квартире множество градусов. В спальне — сорок два. На южной стороне кухни мы намерили в полдень сорок восемь градусов в тени. С одиннадцати часов утра я сижу без сил перед белым листом бумаги, пытаясь сочинить какую-нибудь сатиру, но у меня ничего не получается. Единственная мысль — для того, чтобы каким-то образом поднять безвременно упавшую ручку, необходимо нагнуться под углом сорок пять градусов, и тогда грелка соскользнет с моей головы — и конец.
С известными предосторожностями я вынул левую ногу из миски с водой и попытался дотянуться пальцами ноги до ручки, но она была вне пределов досягаемости. Я был в беспомощном состоянии. Вот уже пятый день я провожу так над пустым листом без всяких мыслей. За это время я сумел написать лишь единственное предложение: «Очень жарко, господа!» Действительно жарко.
Просто ужасно. Африка — мой язык поворачивается во рту со странной тяжестью. Африка. Аф-ри-ка. Что такое Африка? Что это за слово — А-ф-р-и-к-а?..
— Жена, что такое Африка?
— Африка, — бормочет она, — Африка…
Она говорит «Африка». Африка? Может, это и правильно. Сейчас я уже не знаю. Говоря по правде, с тех пор как началась эта ужасная жара, я чувствую себя вот так. Из-за жары. Я в эти дни сижу на чем-нибудь не очень важном и стараюсь не двигаться. В течение недели я, может, трижды моргнул остекленевшими глазами. В голове — ничего. Ничего. Что я хотел сказать?
Да, очень жарко сейчас…
Телефон звонит. Это чудо, что он еще работает. Я протягиваю правую руку на значительное расстояние до трубки.