«Когда будешь считать, считай звезды, сердце мое. Сколько звезд на небе глядит на нас, когда мы счастливы в объятиях друг друга? Сколько сверкающих рыб в озере, где я купаю нашего сына и слышу, как его счастливый визг звенит в чистом воздухе? У тебя в ту ночь под дождем получился прекрасный маленький лососенок. Сколько раз стукнет сердце, как быстро помчится кровь, когда мы наконец коснемся друг друга, и снова коснемся, и дыхание наше сольется в один томительный жаждущий вздох? Посчитай все эти вещи, сердце мое, ведь они до краев полны жизнью и надеждой».
«Надежда… этому мужчине надежда заказана. Только тронь его, и он утащит тебя к себе в свою конуру, во тьму. Слова кружатся вокруг него, как сухие листья, шепчут в темноту… он их не слышит…»
Он снова уходил от меня, ускользал из рук, летел вниз, по темному длинному пути к укрытию, глубоко внутри себя. Как мне его догнать? Как найти, теперь, когда его снова скрыли тени? Я собрала все свои силы и потянулась за ним. «Сказка. Расскажи мне сказку. Про мальчика. Про мужчину. Он отправился в путешествие. Расскажи».
Когда ответ наконец пришел, он был еле слышен. Но он рассказал мне сказку. Свою собственную историю.
«Рассказать. Рассказать историю… Жил был мужчина, и они прекратили его бить, и кто-то в зеленом толкнул его в дыру глубоко в земле и запер дверь. Там темно. Очень темно и тесно. Но он должен держаться, потому что… потому что… он и сам не знает, почему, просто должен. Он знает, как держаться, он уже проделывал это раньше. Снова и снова. Считать, чтобы не думать ни о чем другом. Считать: один, два, три… Вот малыш, он подпрыгивает на ее руках вверх-вниз, ему это не нравится. Она бежит и плачет, и от этого он тоже начинает плакать. Потом она говорит: “Все хорошо, Джонни. Теперь ты должен свернуться калачиком и сидеть тихо-тихо. Совсем недолго, солнышко мое. Я вернусь за тобой, как только смогу. Не бойся. Просто не двигайся и молчи, что бы ты ни услышал”. Она кладет его в яму и закрывает дверь. Большой палец у него во рту, рука закрыла голову, коленки подтянуты к груди, сердце грохочет. “Один, два, три, — считает он, слыша снаружи стук и крики, чувствуя запах гари и крови. — Пять, шесть, семь. — Он повторяет эти цифры снова и снова, как заклинание. — Один, два, три… Один, два, три…” Так темно. Так долго. А потом… а потом…»
Мысли стали неразборчивыми и пропали. Я чувствовала такую слабость, будто с утра до ночи махала мечом. В голове шумело, руки дрожали, глаза были полны слез. Я поднесла холодную руку Брана к губам.