Он поглядел на свою руку так, будто никогда ее раньше не видел. Потом, очень медленно, разжал пальцы и отпустил мое запястье, которое сжимал всю ночь. Горло у меня саднило от многочасовой болтовни, рука онемела, и ее словно кололо тысячей иголок. Он что, совсем ничего не помнит? Он повернул голову, глядя на меня в неверном свете зарождающегося дня, а я сидела рядом с ним, босая, в своей старой рубахе, сжимая и разжимая руку, чтобы вернуть ее к жизни. Во имя Дианехт, как же больно! Я неловко поднялась на ноги, мне не хотелось находиться в его присутствии ни секунды дольше, чем необходимо.
— Нет, стой! — вдруг приказал он.
И когда первая птица послала первую трель в холодный утренний воздух, он встал, снял куртку и накинул ее мне на плечи. Я на мгновение подняла лицо и поглядела ему прямо в глаза. И тут почувствовала нечто такое, что испугало меня больше, чем все демоны этой ночи. Я молча развернулась и влетела внутрь, в грот. И как раз вовремя, поскольку кузнец начал просыпаться. Наступил новый день. Четвертый.
***
Утро выдалось напряженное. Пес помог мне поднять кузнеца и снова вымыть его, снять мокрую от пота одежду и надеть чистую. Оба они спросили, почему я постоянно зеваю. Я ничего не ответила. Рука болела. В голове стоял полный сумбур. Я пыталась представить себе, как все будет, когда я вернусь наконец домой. Если только я вернусь домой. Девушка, которая возвратится в Семиводье, будет здорово отличаться от той, что так недавно оттуда выехала. Что скажут мама, отец и Шон, когда увидят меня? Что скажет Эамон? Я пыталась представить себе Эамона, нервно расхаживающего по саду и пытающегося объяснить мне, что у него на сердце. Мне никак не удавалось вспомнить его лицо. Из головы начисто вылетело, как он выглядит. У меня задрожали руки, и из чашки, которую я держала, выплеснулась вода.
— Эй, опа!
Пес быстро подхватил чашку, и его большие руки стукнулись о мои запястья. Я зашипела от боли. Эван взглянул на меня со своего места, а Пес внимательно изучал меня, пока я аккуратно ставила чашку.
— Что случилось, детка? — Голос Эвана был слаб, но глаза смотрели пронзительно и изучающе.
— Ничего страшного. Просто потянула руку или что-то в этом роде. Пройдет.
— Потянула, значит, — произнес Пес, аккуратно взяв двумя пальцами мой рукав и приподняв его, обнажив при этом огромные, пурпурные синяки, горящие на бледной коже запястья.
— Кто это сделал, Лиадан? — Хорошо еще, что кузнец был слишком слаб, чтобы встать.
— Ничего страшного, — повторила я, — забудь.
Они обменялись одинаково мрачными взглядами.