Вот и сейчас то же самое… Марк уже не понимал теперь, что заставляло раба подчиняться барону Фейра? Почему невольник покорно втягивал голову в плечи, едва в мозгу начинал звучать голос господина? Мудрость хозяина? Его авторитет? Или страх? Да, страх… Животный, необъяснимый, парализующий страх. Теперь Марк не понимал, откуда взялся тот страх и что он означал. Марк мгновенно забыл это чувство. Оно исчезло, растаяло, испарилось… Страх наказания? Смерти? Нет. Просто страх. Наказание и смерть были как-то отдельно. Потому что наказание можно было как-то стерпеть, а смерть… смерть почти не пугала. Страх был сам по себе… страх перед господином. Теперь осталось лишь чувство неловкости и стыда. Стыда за то, что Марк этот страх испытывал.
«Нет! – одернул он сам себя. – Ты ничего не должен помнить из своего прошлого на Колеснице Ты забудешь, что значит – быть рабом. Те двенадцать лет жизни вычеркнуты, потеряны. Не сожалей о них. Выкинь в пропасть и отряхни руки, Жертва не так уж и велика. Тебе пять лет».
– Мне пять лет… – повторил Марк вслух.
Сколько же придется наверстывать! С бешеной скоростью, с бешеными усилиями. Но это ерунда. У меня достаточно времени впереди. Я успею!
Он медленно опустил руки и расправил плечи. Огляделся. Все изменилось. Стены каюты отодвинулись, потолок стал выше. Прежде мир давил на Марка, шепелявил, заглядывал в рот, мельтешил перед глазами. А сейчас пространство раздалось. Всё и все отступили на несколько шагов. Внутрь хлынул воздух. Марк вдохнул полной грудью, как будто делал свой первый в жизни вдох.
Марку хотелось смеяться, хлопать в ладоши, плясать. Губы сами собой расползались в улыбке. Совершенно незнакомое чувство. Невероятное. Кажется… может быть… именно это называют эйфорией? Марк никогда в жизни не слышал такого слова и не знал, что оно означает. Ему почудилось: кто-то подсказал ему и само слово, и его смысл.
В этот миг он казался себе не просто сильным – могучим, сильнее надсмотрщика Жерара. И что же теперь?
«Ты – самый лучший сыщик Лация, и ты узнаешь, как погибла моя сестра», – вспомнил Марк слова трибуна Флакка.
Юноша опустился на кровать. Какой, к черту, из него сыщик? Что он знает? Ничегошеньки. Пятилетний мальчишка, почему-то вымахавший до метра семидесяти шести. Чушь какая-то. Как он может расследовать чье-то убийство? Как может вообще быть сыщиком? Лишь потому, что следователем был его отец? Да, из видения, промелькнувшего перед глазами с отчетливостью голограммы, было ясно, что отец занимался расследованием важных дел. Ну и что из этого? А если бы отец был пилотом истребителя, – Марка, что, посадили бы в кабину звездолета и запустили в космос?