Все это уже не раз созерцали до Марка его прадед, дед и отец. Сейчас видел он. Ничто из увиденного не было для него внове. Сегодня утром перед посадкой корабля, во сне, он точно так же летел на флайере, в безоблачном небе сияла Фидес, сверкало море, покачивались кораблики на воде. Неужели ничто в мире его больше не восхитит и не удивит? Марка охватила такая тоска, что он не удержался и застонал. К счастью, сенатор задремал в своем кресле и не слышал этого стона отчаяния. А Флакк… Флакк, похоже, все понял. Но ничего не сказал.
Усадьба «Итака» показалась до боли знакомой. Посадочную площадку по-прежнему окружала изгородь, сложенная из плоских камней. Дом был выкрашен все в тот же светло-желтый цвет, и четыре колонны, поддерживающие фронтон, поблескивали сахаристым блеском, будто установленные только вчера. Разве что ряды здешних кипарисов теперь стали куда выше, а хвоя с годами потемнела. В этот миг усадьба показалась Марку ненастоящей. Голограмма, виртуалка… или, хуже того, раскрашенный картон, из которого рабы усадьбы Фейра строят декорации для новогоднего празднества. А под картоном – ржавый каркас и серый бетон. Что-то холодное, уродливое, угрюмое… Марк содрогнулся. Люди сами себе придумали этот мир, реконструкции Парижа, Лондона, Рима… Поверили, что все – настоящее. «А что настоящее?» – сам себя спросил Марк. Бараки? Да, бараки нет нужды маскировать. Тот, кто родился и вырос на Лации, верит имитациям безоговорочно. Но Марк слишком долго созерцал задник, чтобы теперь смотреть на мир, как все.
«Значит, я научусь жить среди декораций, только и всего», – решил он.
Возле изгороди их ожидала девушка в коротеньком белом платье. Стройные загорелые ножки в легких матерчатых сандалетках-лианках. Блестящий поясок перехватывает тонкую талию. За спиной девушки стоял вигил в красно-серой форме. Убедившись, что сенатор и его спутники благополучно долетели, он сразу ушел. Теперь он будет блюсти покой сенатора Корвина и его внука издалека.
Когда старик Корвин и Марк вышли из флайера, девушка побежала им навстречу.
– Дед!
– Лери… – сенатор махнул ей рукой, давая понять, что ее порыв счастья вполне разделяет.
«Это моя сестра», – сообразил Марк.
О ее существовании он знал. Помнил трехлетней крошкой. Видел ее прежде глазами отца. Мать Лери умерла, когда малышке исполнилось два года. Отец, вернувшись с Психеи, сразу женился. Ему нужен был наследник. Сын, который принял бы на себя ношу патрициев и груз новой опасной тайны.
Лери подбежала к ним. Марк во все глаза разглядывал ее. Ростом она оказалась вровень с ним. Стройная, но не хрупкая. Яркие полные губы. Кожа матово-смуглая, с густым румянцем. Черные, бьющиеся, коротко остриженные волосы. Глаза… казалось, они должны быть черными. Но нет. Они были светло-карими. Янтарными.