Керчь кипела и бурлила. Улицы и набережные были полны озлобленными изверившимися добровольцами. Казаков попадалось мало — значительная часть донцов, не подчинившись приказу Деникина, ушла не в Новороссийск, а в Грузию, где правительство меньшевиков многих из них вскоре выдало красным, а многие кубанцы разбежались по своим домам.
Госпитали и лазареты ломились от раненых, легких уже давно не брали, и они слонялись по городу в толпе однополчан. Вся эта голодная, почти неуправляемая масса, оборванная, почти безоружная, мало напоминала победоносную Добровольческую армию минувшей осени, едва не дошедшую до Москвы в героическом сентябрьском наступлении.
Проталкиваясь сквозь толпу на одной из приморских улиц, Борис увидел знакомое лицо.
— Осоргин! — окликнул он высокого бледного офицера в простреленной кавалерийской шинели.
— А, господин поручик, — Осоргин улыбнулся обычной своей кривой улыбкой, напоминающей волчий оскал, — не рассчитывал здесь вас встретить! Думал, вы с вашим таинственным покровителем давно уже в Константинополе, а то и в Париже!
— Зря вы так, поручик! Я такой же солдат, как вы, и прошел всю эту кошмарную дорогу от Ценска до Новороссийска. Да и полковник, которого вы помянули, тоже здесь в Крыму. Я только сейчас приплыл на «Сюркуфе»…
— А, так вас союзнички с комфортом доставили! А нас везли на «Святополке», как овец, друг к другу вплотную, не повернуться, не переступить. Человек сознание теряет, а упасть некуда — так и стоит со всех сторон сжатый… Может, и мертвые стоя плыли… Хорошо хоть перед посадкой не ели — не пили, а то ведь по нужде не выйдешь, почти двое суток терпеть пришлось!
— Мне кажется, об этой эвакуации наши отцы-командиры вовсе не подумали, — вставил Борис, вполне разделявший в данном случае знаменитую осоргинскую злобу, — транспорты в Новороссийске не были готовы, а что и было — так стояли и ждали неизвестно чего…
— И вообще удивляюсь, как мы доплыли! — продолжал Осоргин. — На полпути попали под шальной огонь красного орудия, люди на палубе шарахнулись, и наша посудина чуть не перевернулась. Хорошо, капитан, решительный человек, так рявкнул на людей, что сразу панику прекратил. А снаряды красных все равно не долетали, чересчур далеко было.
— Значит, флотские командиры не виноваты в провале эвакуации. Все зло — в высшем командовании, в генералах. Они в ответе за всех погибших, за всех, оставленных на убой.
Осоргин посмотрел на Бориса заинтересованно, новыми глазами и, подойдя к нему ближе, вполголоса сказал:
— Я вижу, вы стали мыслить так же, как я. Честно говоря, прежде я вам не доверял… Но, впрочем… — и словно бросаясь в ледяную воду, он заговорил: