— Ох, Зюкина, у меня сейчас от твоей болтовни в организме не то что ослабление, а натуральная падучая случится! Что ты мне с утра про свое бланманже надоедаешь?
— Я не какая-нибудь там! — истерически взвизгнула Олимпиада Самсоновна. — Я вдова железнодорожного кондуктора! У меня племянник Василий — по интендантской части! А через ихний грохот не только бланманже, а и булочки заварные опустились! А племяннику моему только свежее подавай! Он мне говорит — я, мол, по интендантской части служу и хочу, тетенька, чтобы дома все было по первому разряду, как в самых хороших домах, а у вас вместо бланманже какой-то кисель овсяный! Это он про мое бланманже! А чем же я-то виновата, когда у них цельными сутками стукотня и грохот!
Пристав ударил кулаком по столу:
— Госпожа Зюкина! Чего тебе от меня надо? У меня куча дел! У меня драка греков с татарами на рыбном рынке! У меня убийство коммерсанта Селиванова на шее висит нераскрытое! У меня печник Хряка угрожает зарубить топором мещанина Тудысюдыева на почве ревности, а тут ты со своим бланманже! Ну чего, чего ты от меня хочешь?
— Так я же вам битый час повторяю: почитай каженный день у них беспрестанно грохочет и грохочет. Так что ни сна, ни отдыха. Опять же булочки заварные, бланманже и воздушный пирог а-ля буше…
— Замолчи, Зюкина! Я тебя сейчас арестую за неуважение к властям!
— Это вы меня арестовать собираетесь? Когда у меня племянник Васенька очень важный начальник по интендантской части? Да он до самого главного генерала дойдет! За что вы, интересно знать, меня арестовывать собираетесь?
— За бланманже! Сил моих больше нет про твое бланманже слушать! Ну, скажи на милость, Зюкина, — в голосе Семикурова уже зазвучали сдерживаемые рыдания, — чего ты от меня хочешь?
— Чтобы вы ихний грохот прекратили, — наконец сформулировала железнодорожная вдовица свои требования к власти.
— Да кто ж такие они-то? Можешь ты сказать?
— Соседи у меня, очень из себя подозрительные, в подвале и днем и ночью чем-то грохочут, а у меня от ихнего грохота полная бессонница и мысли начинаются. А главное дело, что бланманже…
— Только не начинай про бланманже! — заорал Семикуров. — Идем к твоим соседям!
Он встал, дрожа мелкой нервной дрожью, прицепил к поясу шашку и, оставив за себя унтер-офицера Михеева, отправился следом за железнодорожной вдовой.
Гриша Якобсон приподнял занавеску и выглянул на улицу. Через дорогу к их дому важно шествовал дородный пристав, придерживая болтающуюся на боку шашку.
Сбоку за ним семенила какая-то невразумительная мелкобуржуазная тетка, пытавшаяся, по-видимому, объяснить что-то полицейскому, но тот только досадливо отмахивался от нее, как от назойливо жужжащей крупной осенней мухи.