— Аркадий Петрович, — мягко заметил Борис, вставая, — я полностью с вами согласен насчет того, что со спекуляцией нужно решительно кончать, но здесь я вам не помощник. Так что разрешите откланяться… Горецкий тоже встал с места и со вздохом протянул руку, и в это время на улице послышался шум подъехавшего автомобиля. Внизу захлопали двери, в здании поднялась суматоха. Борис выглянул в окно, но увидел у входа только запыленный черный автомобиль.
Тем временем по коридору прогрохотали шаги нескольких людей. Дверь распахнулась, и в комнату широкими шагами, обметая ноги полами развевающейся кавалерийской шинели, ворвался генерал Слащов.
Борис видел его второй раз, но теперь оказался гораздо ближе и лучше смог рассмотреть знаменитого защитника Крыма. Его поразило лицо генерала, это неестественно-белая длинная алебастровая маска с припухшим ярко-красным ртом, ртом вампира, ожившего мертвеца. Мутные серо-зеленые глаза смотрели на окружающих с бесконечной злой горечью.
«Ведь он молод, — подумал Борис, — ему только тридцать пять лет. Что же сделало его таким? Ведь это не лицо живого человека, это лицо выгоревшего изнутри ходячего трупа. Что так выжгло его? Непомерное честолюбие, наполеоновские амбиции, соединившиеся с подозрительностью и манией преследования, бессонные ночи или просто кокаин?»
Рядом с генералом стоял тот же красивый молодой ординарец, которого Борис заметил еще на вокзале в Симферополе. Лицо ординарца при всей его нежной красоте было прихвачено морозом порочной жестокости и бледно, как у Слащова.
Слащов оглядел находящихся в комнате и, выделив Горецкого как главного, заговорил голосом достаточно тихим, но звенящим от плохо сдерживаемой злобы:
— Что же, господа контрразведчики, у вас нет других дел, как только пытаться скомпрометировать единственного генерала, который еще думает о том, чтобы удержать фронт, а не исключительно о собственном обогащении или об интригах? Вам мало всех прежних доносов, теперь вы хотите объявить меня мародером?
— Позвольте, ваше превосходительство, я не знаю, о чем вы говорите! — попробовал остановить генерала Горецкий.
— Ах, вы не знаете, — голос Слащова повысился, наполнил собою комнату, запросился наружу, — вы не знаете! Да все вы заодно, все вы одним миром мазаны!
— Подожди, Яков, — вмешался молодой ординарец неожиданно высоким певучим голосом, — может быть, полковник и вправду ни при чем?
— Оставь, Лида! — отмахнулся Слащов. — Все они одна шайка!
— Прошу вас, господин генерал, — воспользовался Горецкий паузой, — прошу вас, объясните, в чем дело.