Кьяра скрестила на груди руки и застонала, как раненое животное. Ночной кошмар все еще терзал ее душу, и она не понимала, спит она или уже проснулась.
— Тебе что-то приснилось? — спросил Лука, присаживаясь на край кровати.
Кьяра опустила руки и зажмурилась. Она наконец поняла, что это был сон. Страшный сон.
Кошмарный сон все не отпускал ее и лишал способности поверить в то, в чем всего несколько недель назад она была почти убеждена.
Лука встал, и Кьяра вздохнула с облегчением. Но матрас снова прогнулся, и она невольно открыла глаза.
— На, выпей. — Лука протягивал ей бокал с вином.
Кьяра взяла бокал, стараясь не дотронуться до его руки, и сделала несколько глотков.
— Хочешь рассказать мне о своем сне? — Лука понимал, что ей приснился кошмар, но его все же задевало, что она смотрит на него так, словно он чудовище.
Кьяра покачала головой.
— Можно тебя обнять?
— Нет! — Она так отчаянно замотала головой, что расплескала вино. — Нет.
— Кьяра, я знаю, что обошелся с тобой грубо. Но разве я уже не доказал, что это не повторится? Почему ты не позволяешь мне обнять тебя, успокоить…
Но Кьяра еще крепче прижалась к резной спинке изголовья.
— Не прикасайся ко мне!
Лука вздрогнул так, будто она его ударила. Острая боль пронзила его сердце. На смену ей пришел гнев, и он был этому рад, потому что знал, гнев лечит даже самую глубокую рану.
— Я никогда не отличался терпеливостью, Кьяра. Ты была тому свидетельницей в первый же вечер нашего знакомства. Но, видит Бог, я старался быть с тобой терпеливым. — Его тон был вкрадчивым, и те, кто его знал, поняли бы, что это не к добру. — Я старался быть нежным, — продолжал Лука, вставая, — а ты смотришь на меня так, будто я исчадие ада. Я вряд ли стану терпеть это и дальше. Возможно, будет разумнее, если ты покинешь этот дом, прежде чем я окажусь виновным в том, в чем ты меня уже обвиняешь.
Комнату освещала одна-единственная свеча возле кровати, но даже при ее тусклом свете Кьяра видела, что боль исказила его черты.
Он направился к двери, а Кьяра поспешно заглянула в себя, чтобы увидеть… Свет или тьма? Но ее дар изменил ей…
Однако вопреки разуму что-то шевельнулось в ее душе.
— Лука.
Он остановился, но не обернулся.
— Не уходи.
— Я не расположен к играм.
— Это не игра.
— Нет? — Лука повернулся, но не тронулся с места. — Если и не игра, моя дорогая, то весьма искусное притворство. — Лицо Луки было скрыто в темноте.
— Мне страшно. — Кьяра удивилась, с какой легкостью эти слова сорвались у нее с языка. Еще ни с кем она не была так откровенна.
— Ты боишься меня?
— Тебя. Себя. Путаницы в своей голове. — Кьяра закрыла лицо руками. — Раньше все было так ясно. Я знала, что должна делать. — Она судорожно всхлипнула. — А теперь все смешалось.