— Дон Лука не позволит, — возразил Томмазо, — чтобы вы так обошлись с синьориной.
Кьяра потянула Томмазо за рукав.
— Пойдем, Томмазо. Я не унижусь до склоки на пороге его дома.
— Как ты смеешь, цыганское отродье? — прошипела Эмилия.
— Да, я цыганка и незаконнорожденная, — тихо ответила Кьяра, но в ее голосе не было смирения. — Но моей матерью была дочь цыганского барона, а моим отцом — Марко Парадини. — Гордо подняв голову, она посмотрела сначала на Эмилию, а потом на Алвизо. — Даже среди князей есть люди менее благородных кровей.
Она повернулась и, осторожно ступая, взошла в гондолу.
Томмазо смотрел на нее преданно и почтительно.
— Куда вас отвезти, синьорина? — осведомился он.
— Надо найти дона Луку, Томмазо.
Гондольер кивнул и стал грести в сторону квартала Сан-Барнаба.
Маска разлетелась на куски, и Лука увидел лицо брата.
— Маттео, — еле слышно прошептал он.
— Он самый, — скрывая свой страх, с вызовом произнес тот.
— Стало быть, она права. Она сказала мне, что ты не умер. — Ком подступил к горлу Луки. Может, и остальное правда?
— Кто? Это цыганское отродье?
— Не смей ее оскорблять! — Лука поднял кулак.
Надо было ее убить, подумал Маттео, перерезать кинжалом ее нежное горлышко.
— Значит, так обстоят дела. Ты нашел кого-то, кем увлекся сильнее, чем когда-то бедняжкой Антонией, — с ухмылкой сказал Маттео.
При упоминании Антонии у Луки кровь застыла в жилах. Кьяра! Ей угрожает опасность, и он должен ее защитить!
— Зачем ты вернулся после стольких лет? После того, как заставил нас поверить в твою смерть?
Маттео заметил, что в глазах брата мелькнул страх и чуть было не улыбнулся. С ним легко будет расправиться, подумал он, потому что все его мысли будут заняты только тем, как защитить свою цыганку. Даже слишком легко.
— Чтобы расплатиться с тобой.
— Значит, месть, Маттео? Но поверь, вина, которая до сих пор меня гложет, хуже любой мести.
— Ошибаешься, Лука. Мне нелегко пришлось, но я стал совсем другим человеком. — Он протянул Луке руку. — Я приехал, чтобы отплатить тебе, а не мстить.
Лука смотрел на улыбающееся лицо Маттео, и все предостережения Кьяры вылетели у него из головы. Он забыл о ненависти. Все, что он помнил, была любовь.
И он пожал протянутую руку.