Армия герцога осадила город и остановилась. Элдред не решился двинуться дальше, оставляя Ноккелдерг в тылу; к тому же город представлял собой лакомую добычу. Осада, правда, могла затянуться на несколько месяцев, но герцог с усмешкой говорил, что нам все равно надо переждать весеннюю распутицу. Я, впрочем, догадывался, что он пытается спровоцировать короля на активные боевые действия.
На седьмой день герцог сообщил мне о письме, доставленном королевским гонцом.
- Гродрэд "в последний раз предлагает мне одуматься". Кажется, он здорово напуган, раз до сих пор ограничивается словами.
- Возможно, стоит этим воспользоваться, ваша светлость? - предложил я. - Вы, вероятно, могли бы заключить с ним выгодное соглашение. Оттяпать парочку приграничных графств, кое-какие привилегии, и пока отступить. Вы же сами говорили - эта война для нас преждевременна.
- Нет, Риллен, - покачал головой герцог. - Нужно действовать, пока не поблекла моя слава усмирителя мятежа и спасителя королевства. К тому же, отступив и удовольствовавшись малым, я дискредитирую себя в глазах сторонников.
Элдред направил королю письмо, написанное в резкой и оскорбительной манере и содержавшие неприемлемые условия мира. Едва получив это послание, Гродрэд издал указ, объявлявший Элдреда Раттельберского изменником и государственным преступником. Как только весть об этом дошла до герцога, он объявил во всеуслышанье, что король оскорбил его, спасителя отечества, и заплатит за это. Дронгу был послан ультиматум с требованием сдачи, естественно, отвергнутый. Ночью - это была шестнадцатая ночь с начала осады - начался штурм.
За эти две недели к стенам Ноккелдерга были подтянуты тяжелые катапульты, медленно тащившиеся по весенней грязи от границ Раттельбера, и доставлен изрядный запас камней для них. Вот уже несколько дней как наши баллистики сидели с инструментами над планами города, рассчитывая траектории обстрела, дабы вести прицельную стрельбу в темноте. Под прикрытием ночи катапульты были подведены под стены и начали свою разрушительную работу. Первые залпы были рассчитаны только на разрушение; затем в ход пошли "хвостатые ядра", остроумное изобретение герцога. К такому ядру прикреплялась цепь, а к ней, в свою очередь - веревочная или цепная лестница; когда тяжелое ядро перелетало через стену, такую лестницу, в отличие от обычной приставной, защитники города уже не могли оттолкнуть (правда, и солдатам было труднее по ней взбираться). Использовались, впрочем, и обычные лестницы, осадные башни, тараны и другая штурмовая техника. Все это двигалось к стенам без единого факела и даже почти беззвучно; осажденные попросту не видели своих врагов, в то время как наши офицеры хорошо знали план города. Хотя внешний пояс городских укреплений мало пострадал от стрельбы катапульт, однако прочные стены вскоре утратили свое преимущество, поскольку бой уже повсеместно кипел на них и за ними. Наконец передовым отрядам удалось пробиться к одним из ворот и открыть их; войско герцога хлынуло в город. Сквозь лязг оружия и крики боя доносились возгласы глашатаев, призывавших защитников Ноккелдерга прекратить сопротивление. Думается, эти призывы сохранили немало жизней с обеих сторон: в средневековых войнах, если только они не носят религиозный характер, солдаты нередко без больших угрызений переходят на сторону победителя.