Он отвернулся от нее, сжав кулаки.
- Нет никакой разницы, - продолжила Уин, пытаясь говорить спокойно, стараясь отрешиться от отчаянного биения сердца. - Это ничего не меняет, особенно после сегодняшнего дня.
- Разница есть, если ты лгала мне, - гортанно произнес он.
Цыганские мужчины не поощряли манипулирование со стороны своих женщин. А она разрушила доверие Меррипена именно в тот момент, когда он был особенно уязвим. Он ослабил свою бдительность, пропустив ее в душу. Но как иначе она смогла бы получить его?
- Я не предполагала, что у меня есть выбор, - сказала она. - Ты невозможно упрям, когда принимаешь решение. Я не знала, как его изменить.
- И тогда ты просто снова солгала. Поэтому ты не сожалеешь.
- Я сожалею, что ты обижен и рассержен, и понимаю, как много ты…
Она прервалась, когда Меррипен с поразительной стремительностью переместился, схватив ее за предплечья и пригвождая к стене. Его скривившееся лицо близко склонилось к ней.
- Если бы ты хоть что-нибудь понимала, то не надеялась, что я дам тебе ребенка, который убьет тебя.
Напрягшись и дрожа, она пристально вглядывалась в его глаза, пока не утонула в их темноте. Она сделала глубокий вдох прежде, чем ухитриться упрямо заявить:
- Я встречусь со всеми докторами, с какими ты захочешь. Мы соберем все разнообразие мнений, и ты сможешь подсчитать вероятности. Но никто не сможет с полной уверенностью предсказать, что случится. И ничто из этого не изменит того, как я собираюсь провести остаток жизни. Я проживу ее на своих условиях. А ты… ты можешь получить либо всю меня, либо ничего. Я больше не буду инвалидом. Даже если это означает потерять тебя.
- Я не принимаю ультиматумов, - отозвался он, слегка ее тряхнув. - И менее всего от женщины.
Зрение Уин затуманился, и она прокляла навернувшиеся слезы. В яростном отчаянии она задумалась о том, почему судьба, казалось, решила отказать ей в обычной жизни, которую другие люди воспринимали как должное.
- Ты, заносчивый цыган, - хрипло произнесла она. - Это не твой выбор, он - мой. Мое тело. Мой риск. И может быть уже слишком поздно. Я уже могла зачать…
- Нет. - Он стиснул ее голову и прижался лбом к ней, обжигая дыханием ее губы. - Я не могу так поступить, - измученно пробормотал он. - Я не заставлю тебя испытать боль.
Уин не сознавала, что плачет, пока не ощутила его губы на своем лице, его горло, вибрирующее от тихого рычания, когда он слизывал ее слезы. Он безоглядно целовал ее, жестко терзая ее рот с яростью, заставившей ее затрепетать с головы до ног. Когда он вжался в нее телом, она ощутила подрагивание его возбуждения даже несмотря на многие слои их одежд. Это послало по ее венам ответный толчок, и она почувствовала, как покалывает ее внутренняя плоть, как она становится влажной. Она желала его внутри себя, ворвавшегося глубоко и плотно, наслаждающегося, пока его жестокость не будет ублажена.