Глупый, совершенно типичный для gadjo, вывод. Игнорирование никогда не срабатывало. Самый лучший способ заставить хулигана замолчать заключался в том, чтобы превратить его в кровавую лепешку.
Еще один голос вмешался в разговор.
- Если Меррипен останется, он должен будет драться еще больше, мама, - заявил Лео, входя в кухню.
Как и Кев, Лео выглядел очень потрепанным, с синяком под глазом и разбитой губой. Он криво усмехнулся на вырвавшиеся у матери и сестры восклицания. Все еще улыбаясь, он посмотрел на Кева.
- Я побил одного или двух из тех, которых ты пропустил, - сказал он.
- О дорогой, - сочувственно сказала миссис Хатауэй, беря руку сына с разбитыми костяшками и кровоточащей ранкой, которая явно появилась из-за столкновения его кулака с чьим-то зубом. - Эти руки предназначены, чтобы держать книгу. А не для драк.
- Хочется думать, что я могу и то и другое, - недовольно сказал Лео. Его лицо приняло серьезное выражение, когда он пристально поглядел на Кева. - Будь я проклят, если кто-нибудь будет мне указывать, кто может жить в моем доме, а кто - нет. Пока ты хочешь оставаться у нас, я буду защищать тебя как брата.
- Я не хочу доставлять вам неприятности, - пробормотал Кев.
- Никаких неприятностей, - зааверил Лео, осторожно пытаясь согнуть свою руку. - В конце концов, некоторые принципы стоят того, чтобы за них бороться.
Глава 3 (перевод - VikaNika, редактура - Люся, бета-ридинг - Akvitty)
Принципы. Идеалы. Суровая действительность прежней жизни Кева никогда не допускала подобных вещей. Но постоянное влияние семьи Хатауэй изменило его, расширяя горизонты его мышления за рамки простого выживания. Конечно, он никогда не смог бы стать ученым или джентльменом. И тем ни менее, он провел годы, слушая оживлённые дискуссии семьи Хатауэй о Шекспире и Галилее; о противопоставлении фламандского искусства венецианскому; о демократии, монархии и теократии и обо всех предметах, которые только можно себе представить. Он научился читать и даже немного освоил латынь и несколько слов по-французски. Он превратился в человека, которого его бывшие соплеменники никогда бы не признали.
Кев никогда не думал о мистере и миссис Хатауэй как о родителях, невзирая на то, что он сделал бы для них что угодно. У него не было никакого желания привязываться к людям. Для этого нужно было больше доверия и близости, чем он мог себе позволить. Но он действительно заботился обо всех детях семейства Хатауэй, даже о Лео. И ещё была Уин, ради которой Кев умер бы тысячу раз.
Он никогда не унизил бы Уин своим прикосновением и не посмел бы претендовать на какое-либо иное место в её жизни, кроме как защитника.