***
К утру Уин была вся красная и её лихорадило, ноги беспокойно двигались под одеялом. Кев подошёл к окну и отдёрнул занавес, впуская слабый луч рассвета.
Она проснулась, как только он приблизился к кровати, её широко распахнутые голубые глаза выделялись на пылающем жаром лице.
- Нет, - прохрипела она, пытаясь отпрянуть подальше от него. - Тебе нельзя быть здесь. Не приближайся ко мне - ты заразишься. Пожалуйста, уйди…
- Тише, - сказал Кев, усаживаясь на край матраца.
Он поймал Уин в тот момент, когда она попыталась отодвинуться, и положил свою руку ей на лоб. Он чувствовал обжигающую пульсацию под её хрупкой кожей - вены буквально горели от бешеного жара.
Поскольку Уин изо всех сил пыталась отодвинуть его, Кев был встревожен тем, какой слабой она становилась. Уже стала.
- Не надо, - рыдала она, извиваясь. Слёзы бессилия катились из её глаз. - Пожалуйста, не трогай меня. Я не хочу, чтобы ты был здесь. Я не хочу, чтобы ты заболел. О, пожалуйста, уйди…
Кев притянул её к себе - тело её горело огнём под тонким слоем длинной ночной сорочки, бледный шёлк волос окутывал их обоих. И одной рукой, сильной натренированной рукой кулачного бойца, он стал баюкать её голову.
- Ты сошла с ума, - сказал он тихим голосом, - если думаешь, что я смог бы оставить тебя сейчас. Я увижу тебя живой и здоровой, во чтобы то ни стало.
- Я не выживу, - прошептала она.
Кев был потрясен этими словами и ещё больше собственной реакцией на них.
- Я умру, - сказала она, - и не возьму тебя с собой.
Кев притянул её ещё ближе, позволяя её прерывистому дыханию овевать свое лицо. Как бы она ни извивалась, он не отпустит. Он впитывал её дыхание, глубоко впуская его в собственные легкие.
- Прекрати, - кричала она, отчаянно пытаясь увернуться от него. От напряжения у неё потемнело в глазах. - Это безумие… О, упрямый ты негодяй, отпусти меня!
- Никогда. - Кев пригладил её растрёпанные, прекрасные волосы; потемневшие от попавших на них слёз пряди. - Полегче, - проворчал он. - Побереги силы. Отдохни.
Уин перестала бороться, когда осознала тщетность сопротивления ему.
- Ты такой сильный, - еле слышно произнесла она слова, рождённые не для похвалы, а для проклятия. - Такой сильный…
- Да, - сказал Кев, уголком простыни нежно вытирая ей лицо. - Я жестокий и грубый, и ты всегда знала это, верно?
- Да, - прошептала она.
- И ты будешь делать так, как я говорю.
Он продолжал укачивать её на своей груди и дал ей воды.
Она сделала несколько болезненных глотков.
- Не могу, - сумела выговорить она, отворачивая лицо.
- Ещё, - настаивал он, снова прижимая чашку к её губам.