Я решила выйти подышать свежим воздухом. Но не успела выйти из своей комнаты, как столкнулась с подружкой Эрмины. Дочь превратила мою квартиру в молодежное общежитие. Послушная требованию отца, она никогда не приводила под родительский кров парней. Зато, вздумай я учинить дома мало-мальски тщательный обыск, наверняка обнаружила бы в каком-нибудь углу одну из ее подружек, сидящую с заброшенным видом в ожидании, пока Бетти не напоит ее кофе. Та, что попалась мне на дороге, была в мотоциклетных сапогах и минималистской юбке. Улыбнулась мне из-под черной челки и торопливо поздоровалась. Тут и Эрмина подоспела. Встала передо мной в позу, какую принимает всегда, когда ей что-нибудь надо и она не намерена торговаться, — руки скрещены на груди, корпус скособочен с опорой на правую ногу, в глазах готовность к атаке.
Эрмина — дикое существо. Мы попытались придать ей буржуазный лоск, но она никогда не воспринимала его всерьез. Дальнейший путь она проделала самостоятельно. Мне понадобилось время, чтобы понять, что же меня в ней не устраивает. Эрмина никому не старается понравиться. Большинство людей стремится к этому, пусть неосознанно. Мы приноравливаемся к другим и кланяемся направо и налево. И ловим себя на мысли, что улыбаемся, хотя нам ни капли не весело, и говорим совсем не то, что думаем. Я сама из таких. Избегаю конфликтов любой ценой, боюсь их как чумы. Грубые слова ранят меня не хуже пуль, оставляя в памяти незаживающие следы. А вот Эрмину ничем не прошибешь. Наверное, я завидую собственной дочери, силе ее характера, которая у нас в роду передалась ровно через одно поколение. Моя мать была точь-в-точь такой же. Она слишком рано умерла и не успела как следует познакомиться с Эрминой. А жаль. Она была бы счастлива узнать, что в жилах внучки течет ее кровь.
— Короче. Дай мне ключи от машины
Мне надо в магазин, — приказным тоном сообщила мне Эрмина.
— Я сама собиралась кое-куда съездить, — слабо запротестовала я.
— Брось, Эжени, не гони. Кто тебе поверит? Какие у тебя могут быть дела? Давай быстрее, я опаздываю.
— Ты на занятия?
— Ага.
Я достала из сумочки ключи. Она едва не вырвала их у меня из рук. В этом она вся, Эрмина. Ворует даже то, что ей готовы отдать и так. Она хлопнула дверью — подружка еле успела выскочить следом, — и только тут до меня дошло, что сегодня пятница. По пятницам у нее нет занятий.
Несмотря ни на что, я надела пальто и решила выбраться на улицу. Может, если пройтись хорошенько, развеется воспоминание о не дававшем мне покоя сне.
Осеннее белое солнце слепило глаза, лишая пейзаж привычных красок. Я любила этот свет, теснивший реальность. Заглянула в газетный павильон купить какой-нибудь журнал и замерла в нерешительности, не зная, что выбрать, — заманчивые обложки, сулящие все радости жизни, казались мне одинаково не имеющими ко мне отношения. Молодость, любовь, стройная фигура — я и жаждала всего этого и не хотела ничего. Кассирша с вытравленными волосами не отводила от меня недоверчивого взгляда круглых глаз. В правой ноздре у нее поблескивало серебряное колечко. Наверное, она привыкла сидеть в этом нелепом помещении, пропахшем влажной бумагой и собачьей мочой, и целыми днями наблюдать за покупательницами. Та, что стояла справа от меня, молодая чернокожая женщина в джинсах и кроссовках, решительно протянула руку за нужным журналом. Она знала, что он лежит на нижней полке, слева, в самом конце, — очевидно, повторяла это движение десятки раз. Газетный павильон — не то место, где слоняются без дела, переминаются с ноги на ногу и терзаются вопросом, кем бы ты хотел быть, если бы был другим человеком. Ты видела, как она на тебя посмотрела, эта жирная корова? Притворяется, что считает мелочь, а сама так и ест тебя глазами. Думает, что ты ненормальная. Ее раздражает, что ты слишком долго занимаешь принадлежащую ей территорию. Еще пять минут, и она потребует, чтобы ты внесла свою долю арендной платы.