По ту сторону лета (Дивон) - страница 2

Одиночество. Это слово стучит в висках и колотится о стены спальни. Мне все труднее с ним мириться. Я сознаю, что исчезну навсегда, не оставив следа в людской памяти, и эта мысль мне непереносима. Тогда я достаю из верхнего ящика тумбочки маленькую коробочку и глотаю овальную таблетку. «Пустота-чернота, пустота-чернота».. Я быстро-быстро повторяю про себя это волшебное заклинание, и ровно через пятнадцать минут ощущение дурноты проходит. Как приступ морской болезни. Пошатнувшееся было равновесие моего существования восстанавливается. Спасибо химии.


Муж ушел от меня несколько лет назад. Не помню, чтобы это меня так уж сильно огорчило. Единственное неудобство, возникшее после его ухода, — температура моей постели. Жорж в основном состоял из недостатков. Но чего у него не отнять, так это того, что мне было с ним тепло. По вечерам, укладываясь спать и разбирая безупречно застланную постель, я понимаю, что в очередной раз должна в одиночку подвергать себя испытанию. Вот когда мне не хватает Жоржа. Но это длится считаные минуты. Большую часть дня я, напротив, чувствую облегчение от того, что не надо больше терпеть его дурное настроение и его привычку все всегда видеть в черном свете, как не надо и дышать сигарным дымом, пропитавшим всю квартиру. Ты говоришь так для самоуспокоения, сама себя пытаешься убедить, что это большое счастье — когда тебя бросают как ненужную тряпку. Конечно, у него были недостатки. Зато у тебя, пока он не ушел, был муж.

Он не взял с собой ничего. Мне кажется, он мучился угрызениями совести. Надеялся компенсировать свое отсутствие вещами — килограммами сувениров, дорогими безделушками и фотографиями, бездушными, как открытки. Жорж вовсе не злой человек. Наверное, он убедил себя, что так мне, по крайней мере, не придется торговаться с пустотой, заполняя купленной по дешевке мебелью дыры — как бинтуют раны.

В числе вещей, которые он мне оставил, — наша дочь Эрмина. Впрочем, уж за нее-то никто драться не собирался. Эрмина — стерва. Долгое время я считала, что несу ответственность за тот яд, что течет в ее жилах. Искала выход, просила прощения у небес и сожгла столько свечек, что их жаром можно было бы растопить все льды планеты. Эрмина любит только себя — болезненной, маниакальной, безумной любовью. Всех остальных она презирает, шагает по жизни по трупам, разит направо и налево, никогда не скупясь на злобу. Ей двадцать четыре года. Наверное, мало я молилась — мне так и не удалось с ней совладать.

Единственное, что нас с ней объединяет, — это квартира. Слава богу, она достаточно просторна, чтобы не сталкиваться нос к носу. По-моему, подобное положение вещей устраивает нас обеих. Мне не нравится, когда она меня осуждает. Она не понимает моего образа жизни. Пустоты и одиночества. Равнодушия, с каким я смотрю, как утекает время. Но я же не виновата, что мне ничего особенно не хочется. То, что происходит снаружи, больше не имеет ко мне отношения. Мне и дома хорошо, перед телевизором. Я залезаю под шерстяной плед, с чашкой горячего чаю в одной руке и пачкой печенья в другой, и даю картинкам поглотить себя. Любимой программы у меня нет, хотя я предпочитаю детективные сериалы, при просмотре которых развлекаюсь, стараясь угадать, кто убийца.