Иван Тайга, несмотря на свое довольно грузное и какое-то угловатое телосложение, полз вперед с удивительным проворством и легкостью, таща при этом оружие и увесистый рюкзак. Комаров же уже через десяток метров дышал как загнанная лошадь, обливаясь потом, а автомат так неудобно елозил по спине, периодически поддавая стволом по затылку, что скоро появилось неумолимое желание просто снять оружие и выбросить к чертовой матери.
Дальше трава уже не росла, обнажив потрескавшуюся, сухую, бесплодную почву, тревожно шуршавшую и спрессованную, как от воздействия гравиконцентрата. А может, он и был тут когда-то, десяток Выбросов назад. Помнится, кто-то из ученых уже делал смелое предположение об эволюции ловушек и перерождении одна в другую. Только вот как гравитационная аномалия в итоге трансформировалась в энергетическую?
Комаров задумался так глубоко, что не заметил, как отстал от Ивана, сбился с курса и вскоре пополз совсем в другую сторону. Опомнился ученый лишь тогда, когда под животом зачавкала грязь, руки и ноги заскользили, а в нос ударил отвратительный запах.
— Твою мать! — заорал Комаров, ощутив жжение на коже, как от струи кипятка.
Он закрутился на земле, спешно выползая из жижи, почти сойдя с ума от боли в ладонях и запястьях, извиваясь раздавленным червем. По лицу ползли тяжелые струи горячего, жирного пота, но Комаров их не чувствовал, а когда они затекали в глаза, то он уже не знал, отчего слепнет: от страха, боли, или у него вообще нет уже этих самых глаз, а мир вокруг — всего лишь последняя картинка, запечатленная отказывавшимся верить в непоправимое мозгом.
Комаров даже не почувствовал, как чья-то сильная рука сгребла его за плечо и потащила прочь из вонючей, невыносимо жгучей грязи, выволакивала из крутого кипятка, шпарящего даже сквозь одежду. Хотелось закричать, но все звуки вязли в онемевшем, пересохшем горле, выдавливающим лишь хрип почти задушенного висельника…
Когда Комаров пришел в себя, он обнаружил, что лежит навзничь на пригорке, а ему на лицо сосредоточенно льют тонкой струйкой прохладную воду. Ученый рефлекторно мотнул головой и закашлялся, перед глазами хороводом заплясали круги, а тело отозвалось тупой, мучительной болью в рассаженных коленях, истертых о землю локтях и ободранных ладонях.
Силуэт склонившегося над ним человека материализовался в фигуру Ивана Тайги, уже убиравшего обратно в рюкзак его же, Комарова, фляжку. Вот ведь дьявол, не пожелал свою воду тратить, в чужие запасы полез. Практичный дядя, нечего сказать. Но возмущаться по этому поводу Комаров, естественно, не стал, а предпочел обратить внимание на то, что осталось у него, как он уже заранее приготовился, кистей рук после соприкосновения с грязью.