Джина, мало того, что была американкой (а эти господа, стоило пропасть кому-то из их роду-племени сразу были готовы объявить кого угодно террористом и похитителем), являлась и одним из наблюдателей Международной Федерации Научных Исследований. Так что теперь могли назреть крайне серьезные неприятности. Гибель Павла так-сяк еще укладывалась в печальную, но, увы, неизбежную статистику «несчастного случая», а вот Джину следовало беречь как зеницу ока. Беда была лишь в том, что ретивая американка сама так и лезла в самое пекло, немало не заботясь о печальных последствиях для себя и других. Воспитанная на почве феминизма и вседозволенности, дамочка буквально алкала неприятностей. Вот, судя по всему, и получила свое.
В самом печальном случае всю шарашку Комарова могли просто разогнать к такой-то матери по разным отделам или вообще отправить на «большую землю», а его самого — снова в подручные к Сахарову, оборудование вывезти, а на месте комплекса лабораторий устроить, скажем, базу тех же военных. Правда, Комаров искренне надеялся, что до такого не дойдет. Но выволочка от руководства, куча бумаг-отписок, беседы с военными, поисковыми отрядами и разными деятелями, включая юристов и агентов страховых компаний, ему обеспечены. От этого уже не увернуться.
Военно-десантный «МИ-24» сейчас нес самого Комарова, майора Литвинова и пятерых бойцов сопровождения к предположительному месту пропажи ученых. Конечно, начальник сектора лабораторий мог просто отправить поисковую группу, а сам сидеть и ждать результатов поиска, но среди обслуживающего персонала уже потихоньку творилось черт знает что. Сразу же пошли закулисные шепотки: «нас туда на смерть посылают за материалом, Комаров сам только отчеты составляет, люди гибнут — ему все равно, у него связи в Москве и Новосибирске, отбоярится». Чтобы не мозолить глаза сотрудникам, перед которыми — чего греха таить! — Комаров чувствовал себя виноватым, да и откровенно ради поднятия собственного авторитета руководитель решил лично участвовать в поиске. И теперь, не сознаваясь себе открыто, начинал жалеть об этом.
Да, он прекрасно знал, что очень рискует. Да, ему было известно, что в Зоне пропадают даже вооруженные до зубов отряды военной элиты спецназа. Тем не менее, будучи осторожным человеком, Комаров не желал быть трусом и теперь, наполовину бравируя, но в глубине души весь трясясь от ужаса, сам сидел в металлическом чреве винтокрылой машины.
А внизу медленно плыла Зона. Разрушенные, обращенные в руины поселки и какие-то строения, пустоши, рощи и холмы. Сквозь вой вертолетных турбин снаружи не пробивалось ни единого звука, но ученый отчего-то был уверен: там, внизу, царит тишина. В животе сгустился мерзкий, холодный ком ужаса, периодически ворочавшийся там скользкой жабой. «Если вернусь живым, — мысленно пообещал Комаров, — то, с первой же оказией, схожу в церковь и поставлю свечку. Господи, только помоги вернуться!» Наверное, примерно также думали-молились и Павел с Джиной, уходя в последнюю для них экспедицию.