Внезапно я представил это — и поневоле рассмеялся. Да, Кон — поистине прирожденный приколист!
— А зачем ему это? — вопросила Секо с абсолютно серьезным видом.
— Не знаю, — ответил я.
Кон ненавидит сочувствие и обожает измываться над публично рыдающими людьми.
— Уж такой он есть, — вздохнул я, вытерся окончательно и выбрался из ванной.
У Кона никогда не хватало толерантности для понимания тех, кто не задумывается — может, его собственный образ жизни почище всякой гомосексуальности?
Сразу после горячей ванны нет ничего приятнее минералки. Прямо-таки ощущаешь невинность воды, бегущей изнутри твоего тела. Чувствуешь себя непросто чистым — очищенным от и до. Я вышел на веранду и шумно отхлебнул воды.
— Смотреть не могу на бутылки «Эвиана», такое уродство, — заметила Секо. Она завернулась в одеяло и сжимала ладошками стакан подогретого виски. — Эй, чудо, хочешь, одеялом поделимся? Ты поосторожней, простынешь еще!
— Полный порядок, — сказал я. — Все идеально.
Я смотрел в подаренный Секо телескоп.
— Нет, что я точно не воспринимаю в бутылках от «Эвиана», так это непрочность. Это ж и не бутылки вовсе!
Я смотрел в телескоп. Вглядывался в небольшой, окутанный изящными тучками клочок небосвода. На моем круглом, ограниченном участке Вселенной сияли и перемигивались звезды — больше, чем можно сосчитать. Ослепленный сиянием Регула, я протер глаза. Свет, что пришел ко мне сквозь девятьсот световых лет.
А свет Проциона — через тысячу сто, а свет Капеллы — через четыре тысячи…
— Хочешь посмотреть?
Секо затрясла головой:
— Ну уж нет. Я что, в другую галактику собираюсь? Мне это абсолютно неинтересно… пойду лучше постель тебе согрею. — И она удалилась в спальню.
Я глаз не мог отвести от спины гладящей простыни Секо. Она так серьезно к этому относилась, прямо неестественно. Все, что нужно было, — чуть прогладить холодные простыни, но она надменно изничтожала утюгом каждую складочку, каждую морщинку, которую замечала, — в результате вся постель выглядела свеженакрахмаленной.
— Секо?
— Что? — Она улыбнулась, чуть склонила голову к плечу.
— Помнишь, что мы решили, когда собирались пожениться?
— Что? — повторила Секо. — Мы черт знает сколько всего тогда решили, ты о чем?
— Я — о личной жизни.
— Ты про Кона?
— Я про тебя.
Ее лицо застыло.
— Так. Ежели ты имеешь в виду Ханеки, то я послала его бесповоротно, и мы это уже сто раз обсуждали.
— Слушай, предполагалось, что мы оба свободны встречаться с кем-нибудь. Так мы договаривались перед свадьбой.
— Что ты, Муцуки, ты — это все, что мне нужно! — Голосок у нее ехидный. Штепсель вылетает из розетки. — Вали-ка в койку, постель готова. — Она резко обернулась, посмотрела в упор. — Давай залезай в кровать. Быстренько!