— Расскажи еще про Кона! — кричу в направлении кухни.
Там ненадолго зависает молчание. Потом он кричит в ответ:
— Какую теперь историю рассказать?
— Расскажи, как вы занимаетесь сексом!
Ответа нет. Я снова — еще громче — повторяю то же самое, и тогда Муцуки — в руке по-прежнему деревянная ложка — входит в гостиную.
— Что с тобой? У тебя плохое настроение? — спрашивает он тихо.
— Расскажи, как вы с Коном занимаетесь сексом.
— Ладно, — усмехается он и на какое-то время словно и впрямь задумывается. — Ну-ка, что бы тебе такое… спина у него — очень прямая. И от него кока-колой пахнет.
Я смотрю прямо перед собой — куда-то в направлении уха Муцуки.
— У него всегда классный загар — зимой и летом. А бедра у него узкие. И знаешь… да, у него бедра тоже колой пахнут.
— Неужели колой?
Но тут он чуть слышно бормочет что-то, подозрительно похожее на «вот, собственно, и все». Я и возмутиться не успеваю — а он уже удрал на кухню, мясо проверять.
Ужин закончился ужасно быстро. За едой мы оба молчали.
— Слушай… — Муцуки тихо-мирно пил кофе в гостиной и вдруг вскочил и стал переставлять книги в шкафу.
— Что такое?
— Ничего, — говорит он и ласково улыбается.
— В каком это смысле — ничего?! — Я начинаю раздражаться. — Это из-за книжки, которую я читала, так?! Хочешь сказать, чтоб я твои книги не трогала или чтоб сначала разрешения у тебя спрашивала, так говори давай — и нечего вид делать, что все в порядке!
— Ну ладно, тут ты права, — признает Муцуки. — Только дело в другом, читай что захочешь. Просто у меня книги расставлены по системе. Вот, я тебе покажу. Вся французская поэзия у меня здесь. Ален Боскэ, Андре Бретон, Раймон Кено… Испанская поэзия — здесь. У меня, правда, из испанцев только Лорка, но все равно. А итальянская поэзия — вот здесь. А немецкая…
— Ладно, хватит, я уже постигла гениальную идею, — говорю. — А когда ты книжку с полки снимаешь, ты маркером на ее месте точечку ставишь, чтобы не спутать, куда потом ставить, да?
— Эй, а это совсем не плохая идея! — замечает Муцуки.
Я начинаю закипать — Муцуки, похоже, даже не заметил сарказма в моем замечании.
— Полагаю, неудивительно, что ты не приглашаешь к нам гостей: как же, у тебя жена — неряха, книги твои в шкафу — и то в порядке содержать не может…
— Секо, — вздыхает Муцуки.
Мне всегда делается грустно, стоит ему посмотреть мне прямо в глаза — вот как сейчас. Стоит этим добрым глазам задержаться на мне хоть ненадолго — все, сразу стараюсь отвернуться.
— Ты знаешь, Какие… — заговорил Муцуки, устанавливая свой телескоп на веранде. — Какие… он — тоже не из нормальных. На самом деле среди врачей это сплошь и рядом.