— Большинство пациентов этой палаты — под присмотром Муцуки, — сообщает он.
Палата — гораздо больше, чем я ожидала. Четыре ряда кроватей, по пять в каждом, все выстроены в строгом порядке.
— Ухты…
Кое-кто из больных, с помощью медсестер, обедает. Сестры, поразительно жизнерадостные, щебечут звонкими, чистыми голосами и одновременно засовывают пациентам в рот ложечки жидкой рисовой кашицы.
— Откройте ротик, вот так. Во-от, видите, как хорошо!
— А теперь еще разок. Ну, откройте ротик!
На каждого послушного старика, покорно открывающего рот, как ему велено, — старушка, которая, слабо мотая головой, отказывается есть. А на каждую старушку, что просит еще соленой редиски или чаю, — старик, бодрым голосом орущий, что он еще совершенно не голоден. Но голоса медсестер остаются все такими же бодренькими.
— Ну вот, откройте ротик. Ах, видите, как вкусно? Откройте ротик!
Застыв в дверях, мы изумленно наблюдаем за происходящим.
— Второй завтрак начинается в одиннадцать, но в этой палате он длится долго — случается, проходит целых два часа, пока все закончат, — тускло объясняет доктор Какие.
— Папаша, это что — внук ваш?
Кон завел разговор с вполне многообещающим на вид стариком, из тех, что отказывались завтракать.
— Так я и знал. Что-то он уже затеял, — мученическим тоном говорит доктор Какие.
Я, сама того не желая, хихикаю.
— Сын мой, — произносит старик, глядя на фотографию у кровати. — Сынок. Сынок это мой.
На цветной фотографии — ребенок, совсем малыш.
Кивая в сторону Кона, старушка на соседней кровати спрашивает старика:
— Правда? Он ваш сын?
— Ну да. Он тоже мой сын.
Ситуация принимает странный оборот. Кону лень спорить.
— А вы, верно, дочка его? — оборачивается ко мне старушка.
— Ясное дело. Она сестренка моя младшая, — сообщает Кон.
Младшая сестренка, каково?! Я прямо вскипаю в душе — а Кон со старушкой посылают друг другу улыбки, преисполненные радости. Во рту у нее не хватает двух зубов.
— Как мило! Такие славные братик с сестричкой!
Бормочу в ответ что-то неразборчивое, ни к чему не обязывающее. «Славные братик с сестричкой»! Он бы хоть сказал, что я — старшая его сестра!
К изголовью кровати старушки, совсем рядом с коротко остриженной головой, еле выглядывающей из-под многочисленных простыней, привязан пластмассовый стебель бамбука. С бамбука свисает оригами.
— Танабата [9]! — вскрикиваю я, не задумываясь. Послезавтра же праздник Танабата, а я совсем забыла…
— Мне один из моих внуков принес, — гордо говорит старушка.
Она одаривает меня улыбкой, и я вновь замечаю щербинки у нее во рту.