После завтрака герцог Алверстод отправился в библиотеку, где на стопе его ожидала стопка писем. Официальные послания мистер Мидлтон уже вскрыл, но личные требовали внимания самого герцога. Два верхних письма — от дам, пытающихся снискать его расположение, — он отодвинул в сторону: сейчас не до них. Взяв следующее письмо и узнав почерк бабушки, он открыл его с неожиданным для самого себя волнением.
Две недели не было никаких новостей из Дауэр-Хауса, и герцог едва удерживался, чтобы не послать конюха с запиской или попросить секретаря навести справки от его имени.
Но каждый раз он напоминал себе, что между ним и Хионой должно быть как можно меньше контактов, пока ее дядя не разоблачен. Он не сомневался в своих слугах и доверял им, но знал, что иногда достаточно нечаянно оброненного слова, замечания — и слухи, как снежный ком, покатятся дальше. Сейчас самое важное — это чтобы сэр Джарвис ни в коем случае не догадался, где и у кого Хиона.
Вне всякого сомнения, сэр Джарвис очень обеспокоен ее исчезновением, к тому же он не может понять поведения виконта. Люсьен сообщил опекуну о приглашениях, которыми его буквально завалили, в Стэмфорд-Хаус и о записках Клэрибел, разумеется, полных страстных слов, известных всему миру.
Итак, с удовлетворением отметил герцог, им с Люсьеном удалось не только озадачить сэра Джарвиса и его беспутную дочь, но и вселить в их головы дурные предчувствия.
Герцог развернул толстый лист пергамента с гербом Алверстодов, на котором бабушка тонким, но ясным почерком написала:
Мой дражайший внук!
Я думаю, тебе пора нанести мне визит, у меня есть что тебе показать. Я уверена, тебе будет интересно.
Могу ли я предположить, что ты согласишься взять с собой Люсьена? Я понимаю, он ведет себя, как и следовало ожидать от юноши в подобной ситуации, но это нехорошо и для репутации, и для здоровья.
Приезжай скорее, как только сможешь. Остаюсь с глубоким уважением и любовью, твоя бабушка
Шарлотта Алверстод.
Дочитав письмо, герцог улыбнулся. Герцогиня в своем амплуа — ей известно все, что происходит здесь, в Лондоне, и она очень беспокоится за Люсьена. Кстати, как и он.
Все верно — после предательства Клэрибел Люсьен стал залечивать раны разбитого сердца в разгульной жизни. Друзья и многочисленные доброжелатели, сующие нос в чуткие дела, каждодневно сообщали герцогу о проделках Люсьена. Ничего особенно предосудительного, правда, он не совершал. Но проводил время в танцевальных залах с дурной репутацией и борделях. Много пил, не думал о здоровье, не занимался спортом и превратился в байроническую бледную тень с темными кругами под глазами.