— Господи, Марки, но ведь… Да как же они могли? Что я им такого сделала?
— Человеческая алчность — причина почти всех преступлений. Они специально устроили все так, чтобы подозрение пало на тебя. А после того как тебя осудили бы за убийство мужа, Кристин осталась бы единственной законной наследницей. Вот и все. Просто и эффективно.
— Какой ужас, Марки, какой кошмар…
Она начала задыхаться. Еще минута — и у нее началась бы настоящая истерика. Но Марк был начеку. Он вскочил, подхватил ее на руки и начал покрывать быстрыми поцелуями лицо, шею, грудь, руки…
И еда, и подробности ужасного рассказа были вскоре забыты. А еще через полчаса Вирджиния призналась:
— Знаешься никогда не занималась любовью в кухне на полу.
Марк самодовольно ухмыльнулся и поинтересовался:
— А как насчет ванной? Может, переберемся туда?
Она в ответ радостно рассмеялась.
— Куда прикажешь, о мой воинственный повелитель[2]!
Следующим утром в машину садилось лишь жалкое подобие, бледная тень обычно румяного здоровяка детектива Марка Стэтсона.
Прошло две недели.
— Мистер Бернштейн, здравствуйте, это Вирджиния Десмонд… Нет, я не по поводу бумаг… Что? Нет-нет, у меня вопрос… хм… сугубо личного плана… Я хотела спросить, не знаете ли вы, где я могу найти мистера Стэтсона? Я не видела его с того дня, как арестовали Эдвину и Кристин. Нет, он не отвечает на мои звонки. Конечно, я посылала почту. Но… — Она не выдержала, опустилась на пол рядом с аппаратом и беззвучно заплакала.
— Где вы, миссис Десмонд? — спросил Эд.
— Дома… — с трудом выдавила она, подавляя слезы.
— Я подъеду к вам через полчаса, если не возражаете.
— Нет-нет, конечно, не возражаю. Но, мистер Бернштейн, вы что-нибудь знаете о Марке? Я хотела сказать…
— Не волнуйтесь, миссис Десмонд, с ним все в порядке.
В трубке раздались короткие гудки, но она не выпускала ее из рук, пытаясь осмыслить последние слова адвоката. С Марком все в порядке? Значит… значит, он не занят на работе, не болен, не попал под машину. Ничего страшного с ним не приключилось. Все, что представлялось ее встревоженному воображению, было лишь химерой, выдумкой, мыльным пузырем…
Бернштейн не сдержал своего слова — он примчался через двадцать три минуты.
— Я очень рад, что вы мне позвонили, миссис Десмонд, — начал он, сев в предложенное ему кресло.
— Вирджиния… зовите меня, пожалуйста, Вирджиния, — негромко сказала она.
— Хорошо. В таком случае я Эд. Итак, Вирджиния, скажу вам сразу: мне известно о том, как Марк относится к вам.
— Вот как? Что ж, приятно слышать, — с еле заметной ироничной ноткой ответила Вирджиния. — Потому что мне это-то как раз и неизвестно.