Я решила, что все-таки спрошу у мамы. Она у меня молодец. С нравоучениями к ребятам не лезет, краснеть мне за нее тоже не приходится. Моя мама нравится Сабине, и даже Фанни однажды весной сказала, что у меня мама суперская.
Потом Фанни начала ко мне приставать с разговорами про Юнаса. Она сказала, что Юнас в меня влюбился, и стала его передразнивать:
— Я т-т-тебя л-л-люблю, Н-н-нора!
Мы уже вышли во двор и были почти у калитки, когда Сабина вдруг резко остановилась.
— Блин! А мой плеер?
— Да ладно, пусть до завтра полежит! — сказала Фанни.
— Ты что! Вдруг его кто-нибудь возьмет!
— Тогда вернись сейчас, — предложила я. — Мы тебя подождем.
Сабина посмотрела на третий этаж, на окна нашего класса. Вид у нее был такой, словно забираться предстояло по меньшей мере на Эверест. Я знаю это выражение ее лица. И в первом классе, когда я таскала за нее портфель, и в четвертом, когда шила вместо нее мешок для физкультурной формы, на ее лице было именно такое выражение.
— Неохота! — простонала Сабина.
— Тогда пусть лежит, — сказала Фанни и направилась к калитке.
— Я схожу, — предложила я. — Подождете?
— Конечно, — сказала Сабина.
Я побежала по лестнице наверх. Мои шаги эхом отдавались в тишине. Пробегая мимо второго этажа, я услышала музыку. В зале кто-то играл на флейте.
Гунилла ушла, но, на мое счастье, не заперла класс. Я открыла парту Сабины. Там кучей лежали книжки, листочки, сломанные карандаши и мелки. Старый номер журнала «Роман моей жизни» без обложки, пустой мятый пакет из-под сладостей, маленькое зеркальце. А вот и плеер.
Я пролистала «Роман моей жизни», взяла плеер и закрыла парту.
Сабина сидит в классе сзади меня, возле самого окна. Из окна я увидела, что Сабина и Фанни разговаривают с Тобиасом и Эмилем, стоя у калитки, ведущей на Новую площадь.
Через две минуты я уже была внизу. Но их на месте не оказалось. Их вообще нигде не было.
Я стояла с плеером Сабины и не могла понять, куда они делись.
Обещали ждать, а сами ушли.
Забыли про меня. Как будто я никто. Как будто меня нет.
Я надела наушники и включила музыку. Музыка была все та же, все тот же итальянский певец.
Почему я никак не могу запомнить его фамилию?
Врубив музыку на полную мощность, я отправилась домой.
Вечером в кровати я снова и снова слушала песни, которые так нравятся Сабине. Вдруг в комнату ворвался Антон. Он никогда не стучится, хотя я специально для него повесила на двери табличку.
— Ты не знаешь, когда мама придет? — заорал он.
Я не знала и сделала вид, что не слышу его вопроса.
Антон подошел к кровати и попытался снять с меня наушники. Он подумал, что я его и правда не слышу. Я вцепилась в наушники.