Никому из окружающих слова его не показались обидными, но Тристан угрожающим тоном заставил мальчишку снова повторить свои слова:
— Что ты сказал, Робер?
— Ну… это… Ты часто говоришь, что отведешь нас туда… и потом…
— Свободен! — прошипел Тристан, и Робер уставился на него недоумевающе. Тогда все остальные, похитрее этого, взяли его за плечи и вывели из круга, не грубо, одними пальчиками. Робер решил, что это шутка, какая-то игра, в которой он готов был поучаствовать и посмеяться, но смех его оборвался враз, когда круг вновь сомкнулся, но уже без него. Тогда он сел неподалеку и, съежившись на своем стуле, стал слушать в немом восхищении, боясь упустить малейший звук.
Мужчина, что сидел на другом конце моего диванчика, наблюдал за этой сценой.
— Я их всех знал, когда они были вот такими, — сказал он и провел рукой чуть ниже стола.
— Я понимаю, каково это видеть, какими становятся мальчишки, — отозвалась я, — я учительница в младших классах и работаю уже… О! Давно работаю.
— А разве теперь не говорят "преподаватель начальной школы"?
Я снисходительно улыбнулась.
— Могу я предложить вам выпить? — спросил он.
— Я заказала бы еще виски… Хотя это неразумно..
Он подозвал официанта.
— Всех этих мальчишек я учил играть в футбол. Я знаю их, знаю их старших братьев, отцов, матерей и даже кузенов! — Он засмеялся, и было видно, что он этим гордится.
Он был немного моложе меня, лет сорока, небольшого роста. На вид совсем не спортивный: в своем тренировочном костюме и кроссовках он походил скорее на арестанта, чем на атлета.
— Худышку, я имею в виду Робера, вы тоже знаете? — спросила я. — Они его не любят, да?
— Никто не любит Робера. А в каком городе вы преподаете? Здесь я что-то вас не видел.
— В Париже.
— И в Париже говорят "учительница"?
— Нет, говорят "преподаватель начальной школы".
Нам принесли наши стаканы, и мы подняли их, наклонив головы, а потом молча выпили. И тогда я его увидела. Того самого типа. С автострады. Он сидел напротив и смотрел на меня. Он не жестикулировал, не доставал сигареты, не прятал монетки, он просто спокойно сидел и сопел, мирный такой толстячок, а я не сводила с него глаз. Да, это был он. Невероятно, но это был он.
— Робер — отпрыск самой старинной семьи в нашем городе.
— Подумать только!
Фокусник так же потел, как тогда в кафе на автостраде.
— Они все умерли.
— Простите?
— Вся семья Робера, да, вот так… Все умерли. Кроме него, разумеется. Родители, дедушка с бабушкой, младшая сестра — все.
Я взглянула на парнишку, он покорно сидел на стуле, млея от восхищения, а притворяющиеся крутыми парни даже не смотрели на него.