Он хотел еще сказать что-либо в этом роде: такое у него было торжественное настроение, но крылья бабочки напомнили красную косынку жены, и он задумался.
В такой косынке она поливала цветы, ездила за город... Теперь он способен был бы понять восторги Людмилы Ивановны, когда она гфиходила в лес, на реку. Прав ли он в своей ненависти к пеи^
И вражда мало-помалу уступила место другому чувству, которое принесли с собой птицы и весна.
Высоко в небе раздался крик, звучный и такой красивый, что у Алмазова дрогнуло сердце. Ничего подобного ему не приходилось слышать. Он встрепенулся, весь отдался вниманию, но звук, разлившись над полями и лесами, замер. А жаль! Это был голос победы, настолько сильный, что заполнил собою небо, и оно, казалось, запело.
И Алмазов, и ребята, и дед завороженно смотрели вверх, и всем им хотелось, чтобы крик повторился. Но чуть видимый журавль спешил на север.
Никита Петрович так и не понял, что это было, по сердце па таинственный крик отозвалось музыкой.
После журавля птицы уже показывались то там, то сям, поодиночке и стаями. Они летели со своими песнями. Казалось невероятным, что молчавшие всю зиму мерзлые поля и холодное небо вдруг ожили, наполнились теплом и запели.
Алмазов почувствовал, что это пение разбудило от долгой спячки и его. Он уже не мог сидеть и поднялся во весь рост.
Потом стал на ведро, и если бы была высокая лестница, полез бы по ней до самого неба: так ему хотелось быть там, где летели птицы, чтобы заглянуть в их счастливые глаза.
Все больше и больше росло светлое и теплое, какое-то незнакомое чувство, заставившее его прошептать:
- Весна-а!
И это слово прозвучало, как любовь или счастье, что одно и то же.
Теплые волны воздуха продолжали расправляться со снегом.
Ручьи становились говорливее, полоска воды у берега росла, с кручи по снегу поползла глина. В ложбине, где недавно поднималась девушка с ведрами, ручей уже не булькал, а гремел.
Снег на реке таял и обнажал ноздреватый, крупнозернистый лед.
Удивляясь силе весны, победившей в несколько часов метровый снег на холмах и разбудившей землю от полугодового сна, Алмазов не заметил, как к нему подошли приятели. Из их рюкзаков торчали хвосты крупных рыб. Столяр, подойдя к своему другу, жалостливо спросил:
- Как же это ты, Никита Петрович, нынче-то опростоволосился? Мы ж тебе махали. Аль не видал? Судак брал почем зря.
- Видел, да понимаешь, брат... Как сел, так и вставать не захотелось. Тут, брат, такое дело было. Весна на глазах шла.
Первый раз в жизни видел.
Столяр слушал его, не веря своим ушам.