— Роуланд, моя дорогая, — поправил ее Годдард. — Всю жизнь его звали Роуланд. Так что нам придется отвыкнуть от имени, данного при рождении.
— Для меня он всегда будет Раулем, — упрямо покачала головой Элеонора.
— Мама сентиментальная женщина, — объяснил Годдард. — Мы были вне себя, когда вернулись и нашли няню, лежащую без сознания, а в кроватке лежал только Эварард. Тебя не было. У меня были враги. А у кого их нет? Я думал, что тебя украл кто-то из них, я боялся, что они тебя убили. Но твоя мать никогда не оставляла надежды. Все эти годы она сохраняла ее.
— А этот человек, Лютер, хорошо к тебе относился? — тихо спросила Элеонора.
— Хорошо? — нахмурился Роуланд.
Есть то, о чем он не должен рассказывать этим людям. Кто сумеет понять его тяготы его жизни? Как он это объяснит?
— Лютер — настоящий воин. Его очень уважают в Нормандии, состоятельные люди годами ждут возможности отправить к нему на обучение своих сыновей. Не посылают ни к кому другому, желая попасть именно к нему. Меня он начал тренировать сразу, как только я мог удержать в руках меч. Мною он занимался особо. Он был… Он усердный мастер. Он обучал меня не только искусству войны, но и стратегии, научил стремиться к совершенству. — И Роуланд улыбнулся, чтобы смягчить смысл сказанных слов. — С раннего детства меня готовили к тому, чтобы я стал владельцем Монтвиля и мог отстоять его при необходимости, поскольку у Лютера только две дочери. Монтвиль должен перейти ко мне. Теперь, когда я знаю, что я не кровный сын Лютера, Монтвиль не может стать моим.
— Об этом и речи нет, раз у него дочери, у тебя нет на него прав, — сказал Годдард.
Роуланд грубо прервал его:
— Я могу взять его и без прав. Вопрос не в этом.
Да, он действительно был человек войны. Тяжелый человек. Сильный, способный взять, что хочет. Этим мягким людям будет трудно научиться понимать такую силу.
— Роуланд не оратор, — сказала Бригитта, нарушая молчание. — Он не намерен взять Монтвиль силой, но действительно, если бы захотел, он бы его взял.
Роуланд нахмурился, взглянув на нее, полагая, что нет нужды толковать его слова.
— Ты не должен считать, что теряешь все, не будучи сыном того человека, — сказал Годдард. — Я ничего не знаю про Монтвиль, но у тебя есть большое поместье в Пуату. Эварард управлял твоими землями так же заботливо, как своими собственными. Он, как и твоя мать, верил, что ты обязательно найдешься.
— Молодец, брат, — улыбнулся Роуланд. — Значит, я богатый человек?
Эварард с удовольствием ответил:
— Ты даже богаче меня. Все эти годы твоя рента копилась, а я свою тратил. А жил я, признаюсь, на широкую ногу.