— В конце концов, — с жаром доказывал Мохаммеду Уэсли-Али, — мы хотим привлечь внимание к проблеме расовой дискриминации. Белых девчонок никто не трогает, но всем цветным грозит опасность — это понимают даже в губернаторских кругах. В каждом промышленном городе Коннектикута черные составляют не меньше восьмидесяти процентов населения — значит, нам везет.
Мохаммед эль-Неср походил на орла, в честь которого был назван, — величественный, гордый, горбоносый, высокого роста и крепкого сложения, со стрижеными волосами, спрятанными под головным убором собственного изобретения — чалма, но с плоским верхом. Поначалу он отпустил было бородку, но затем решил, что это излишество на таком лице. Белый кулак на его куртке был вышит, а не намалеван по трафарету; он носил куртку поверх полевой формы и двигался с уверенностью бывшего военного. Как Питер Шайнберг, он дослужился в армии США до «птички» — звания полковника, то есть и вправду был орлом. Орлом с двумя юридическими степенями.
В доме номер 18 по Пятнадцатой улице его матрасы были набиты книгами — он жадно читал литературу по праву, политике и истории, фанатично изучал Коран и знал, что он прирожденный лидер. Тем не менее он до сих пор не мог найти верный путь для решающего выступления: несмотря на преобладание чернокожего населения в крупных промышленных центрах, страна принадлежала белым, которые жили отнюдь не в больших городах. Сначала Мохаммед хотел пополнить «черную бригаду» чернокожими служащими армии, однако обнаружил, что лишь немногие негры готовы пойти за ним, какие бы чувства втайне они ни питали к белым. После демобилизации — да еще какой почетной! — Мохаммед перебрался в Холломен, рассчитав, что в этом городишке будет легче всколыхнуть население гетто. И что круги от камня, брошенного им в стоячую воду холломенского пруда, разойдутся во все стороны и достигнут крупных центров. Превосходный оратор, он охотно принимал приглашения выступить на митингах в Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе. Но повсюду местные лидеры пеклись только о своих интересах и ни в грош не ставили Мохаммеда эль-Несра. К пятидесяти двум годам он понял, что ему недостает денег и широкой сети организаций, чтобы сплотить свой народ. Как и многие другие диктаторы, он обнаружил, что люди не хотят идти за ним туда, куда он готов их вести. Народ охотнее следовал за Мартином Лютером Кингом, пацифистом и христианином.
И вот теперь этот тощий оборванец из Луизианы дает ему советы — как он мог допустить такое?
— Я вот о чем думал, — лопотал Уэсли-Али. — Помнишь, о чем мы говорили? Ты еще сказал, что нам нужен мученик. Я думаю об этой идее.