Метагалактика 1992 № 1 (Потапов, Андрюхин) - страница 160

— А мы с нами подпишем индивидуальный договор… Если уж вас так беспокоит, что будет через пятнадцать миллионов лет… Вот этого вам хватит? — И Чел выложил на стол пачку банкнот.

…Вдоволь навеселившись на съемке рекламного ролика, где он придумывал экспромтом шутки, был весел и раскован, после чего Чела даже угостили тут же в баре съемщики из фирмы, которые оказались неплохими ребятами, Чел оставил их, чтобы провести последний вечер одному. Он не заходил нив бары, ни в рестораны, ни в увеселительные заведения.

Просто гулял по вечерним улицам города, затем — по ночным, а потом и по утренним. И нисколько не жалел о своем решении.

Ведь чудеса еще встречаются.

Ранней весной под вечер небритый молодой человек лет тридцати в очень помятой фиолетовой куртке и разбухших от луж кроссовках угрюмо брел по одной из грязных и оплеванных улиц небольшого провинциального городка — родины двух всемирно известных вождей. Уныло перешагивая через лужи и с ненавистью озирая встречных прохожих, которые также не отличались жизнерадостностью, он без особого изумления думал, что все великие идеи, способные потрясти планету, непременно рождаются в каких-то Богом забытых захолустьях. Идеи могут ужиться или не ужиться среди людей, распространиться по всей земле как семена, дать наконец ростки или погибнуть; они могут преобразить или перевернуть весь крещеный или некрещеный мир, но та дыра, в которой они зародились, так и остается навсегда беспросветной дырой.

Уже темнело, но фонари еще не думали зажигаться. Ветер трепал рваные афиши на заборе и полусонно растаскивал мусор и перевернутых урн. Тяжелые обшарпанные здания центральных улиц давили на мозги, на шею, на позвоночник и тяжелым карнизом висели в виде ресниц над глазами, отчего на этом месте постоянно в любое время суток клонило в сон. «Сильно обаяние Обломова» — думал про себя парень, перепрыгивая нехотя через грязь и вырытые кем-то, кажется еще Степаном Разиным, канавы.

Вождь российского столбового дворянства давно уже почивал беспросыпным и далеко не сладким сном, но его духом был проникнут каждый камешек этого города, каждый гвоздик мемориальной доски на тщательно отреставрированных чистеньких домиках. Никакие потрясения, бурления, возрождения не смогли разбудить предводителя столбового дворянства, и его гениальные симбирские идеи навсегда остались для нас неразгаданной тайной, но с позиций сегодняшних дней вырисовывается довольно просветленный смысл его бесконечных возлежаний на диване: чем дольше ни к чему не притронешься, тем вероятней сохранишь для потомства хоть что-нибудь.