Через минуту группа вновь прибывших с удивлением осматривала огромный пустынный лагерь с аккуратными бараками и огромной площадью посередине.
Их встретил широко улыбающийся небритый мужчина в белом халате и с нездоровыми мешками под глазами. От него крепко несло перегаром. Он жизнерадостно со всеми поздоровался за руку, нагло осмотрел женщин, затем икнул и заявил, что в их санатории не пишутся заявления. Заявления не пишутся, поскольку они давно покончили с бюрократией, но по традиции новенькие поминают своих младших братьев, иными словами, поросят, которых ежедневно тоннами режут на мясокомбинатах и мясобойнях для столовых, ресторанов, рынков… Тут комендант санатория прослезился и, опять икнув, пояснил, что подло откармливать живое существо желудями ради того, чтобы потом чинно кушать его тело, что гораздо нравственней человеку самому питаться желудями.
Последняя его мысль всем понравилась, и команда Наф-Наф пришла в движение, но небритый комендант призвал всех к спокойствию. В ту же минуту появился угрюмый худой старик в черной робе с огромной ручной тележкой, доверху груженой желудями.
Команду построили, вручили каждому по пустой тарелке и объявили, что прежде чем они съедят свои законные порции, каждый должен по три раза хрюкнуть, и тем самым воздать должное памяти всем бесправно погибшим под ножом поросятам.
Команда Наф-Наф разразилась страшным хохотом. Каждый подходил к тележке, дурашливо хрюкал, получал свою порцию желудей и тут же, не отходя от кассы, моментально ее съедал. Все это напоминало веселую безобидную игру. И когда остатки желудей были высыпаны из тележки на землю и после веселой кучи малы мгновенно уничтожены, неожиданно из бараков стали выходить небритые и угрюмые существа с безобразными признаками ожирения. У всех этих людей были заплывшие шальные глазки с удивительно неосмысленными зрачками.
Когда они вышли все, а их было не менее пятисот человек, началось какое-то тупое беспорядочное брожение по площади. Они натыкались друг на друга, огрызались, а чаще — молчком расходились в разные стороны, и во всей этой бессмысленной толкотне чувствовалась нервозная атмосфера ожидания.
Полежаева впервые за эти дни охватил ледяной щенячий страх, но страх охватил исключительно только Полежаева; его товарищи из команды Наф-Наф, уже разузнав, что через двадцать минут начнется всеобщая раздача желудей, оживленно и весело травили друг другу анекдоты, не забывая при этом бдительно крутить головами. Вообще все это попахивало всеобщим сумасшествием, и Полежаев серьезно пожалел, что не послушал Наташу. Впрочем, драпануть отсюда не представляет особого труда. По прежде хотелось бы услышать объяснения Хвостова по этому поводу.