«Был ли этот запас когда-либо велик?» — спрашивал он себя, продолжая свою прогулку.
Перед войной он был еще слишком юн; а война, конечно, не была теплицей и не воспитала в нем духа сэра Галахэда.
Женщины на войне!
Мысли его перескакивали от Истчерча до Вогез, от Парижа до Лондона и побережья. Жизнь летчика была, пожалуй, одной из самых опасных; одно падение — и для вас в большинстве случаев все было кончено. Во многих отношениях это было нечто новое — не то что стрелять и посылать снаряды вместе с другими. Вы шли одни, вы же сами и управляли машиной, и, если вам удавалось проскользнуть, нечего было опасаться промаха соседа.
Но зато — Боже мой! — это была жизнь!
Вы поднимались при любых условиях, и каждый раз у вас бывал один великий момент.
И скверные минуты тоже.
Видеть, как медленно убивали, кололи до смерти штыками славного немецкого летчика, который чудом спасся после ужасного падения!.. Были и скучные обыденные моменты… скверные тоже. И ждать приходилось, ждать, ждать… А холод? Лицо вспухнет раза в три против действительного размера, глаза — одно страдание, руки отморожены…
Потом — перемирие и нищета.
Некоторые из сверхсрочных получили работу как испытатели или заместители заболевших летчиков… Но в ожидании случайного заработка надо было иметь хоть немного денег; у него денег не было, и все его лучшие друзья, молодцы и герои, находились тоже в — таком же положении или только-только принимались за какое-нибудь дело.
Главное, у него не было ни родственников, ни невесты, ни матери.
Если бы он умер с голода, никто бы его не оплакивал!
Он застрял в Ницце, где поправлялся после падения; у него была работа в отеле, но отель прогорел. Другая работа — этот раз уже в банке — фю-ить!
А затем мелкие, случайные заработки и, наконец, предложение сделаться «gigolo» в одном из больших отелей, где служил в администрации его товарищ. Славный, веселый парень, баск.
— Ты хорошо выглядишь, Арчи, и умеешь танцевать… Женщины будут тебя обожать!
Он хорошо выглядел, умел танцевать и женщины его обожали.
Он взялся за дело «жиголо», потому что опустился почти на дно, дошел до крайнего предела. И вот, к удивлению, дело пошло; за первый год он отложил сто фунтов, а в этом году — уже вторую сотню. Правда, был небольшой перерыв, когда он вывихнул себе ногу.
Сделавшись «жиголо», приходилось заботиться о каждом волоске своих усов! Лицо и ноги составляли все его состояние; надо было их беречь.
Форда это наполняло горечью; он тоже был летчиком, получил Croix de guerre и пальмовую ветвь… Он не мог просто смотреть на жизнь, относиться к игре как к игре. Ему нужны были деньги, он любил деньги.